Страница 99 из 122
"У меня дома, где же ещё? Дальше и гадать не надо, всё пойдёт стандартно. Так что прощай корпункт – там засада. И почта, идущая на терминал, проверяется с пристрастием. Хорошо, что я перевёл важные письма на до востребования и на запасное имя…"
Семён Михайлович подразумевал под важной только переписку с Лондоном, через промежуточных корреспондентов, разумеется. В городе Киселёва ждала конспиративная квартира, другие документы, другая одежда и грим для изменения внешности. Об этой "норе" не знал никто, а сам он использовал крошечный меблированный номер крайне редко, только для обновления запаса продуктов. Ну, и недавно упрятал в тайник под полом солидную сумму денег, оставшуюся от банковской экспроприации. Очень солидный остаток. Очень. Не миллионы, конечно, однако, добродетельному гражданину такую сумму в жизни не скопить.
Сутки утомительной прогулки основательно утомили – тело требовало перерыва на сон и отдых. Зарывшись в стог, он уснул. Спокойно, как человек, успешно завершивший трудную работу.
**
Вдоль проселка, чтобы не оставлять следов, Киселёв добрался к железной дороге и пополудни открыл дверь "меблирашки". Принимая душ, Семён Михайлович подытожил сделанное и обдумал дальнейшие действия за каждую заинтересованную сторону – Орден, Россию и себя.
Ордену он польстил поначалу, предположив, что его фельдегеря уже в темпе суетится на развалинах "лаборатории", приобщают к делу образцы подброшенных огнестрелов и читает старый рабочий журнал ходока, предусмотрительно украденный куратором у Руслана в самом начале работы:
- Вне всякого сомнения, Богдана уже сто раз допросили, всё вызнали про "особиста Киселёва". Орден уже заподозрил Особую экспедицию, просто обязан, и доверия к русским не будет. Хорошо!
Но затем появилось резонное сомнение:
- Что я несу? Орденским следователям в глубинке взяться неоткуда, а уж вести следствие, да без помощи местных - и подавно нонсенс. Это не так просто. особенно, когда доверия к русским чиновникам нет и не будет. Следовательно, Ордену и России придётся вырабатывать некий механизм взаимодействия в условиях вялотекущего скандала.
Семён Михайлович прекрасно представлял, что международные отношения стремительностью не отличаются. Быстро только кошки родят, так зато котята слепые! - Ой, нет, орденцы на хутор ещё и не прилетели, какое там следствие?
Он с раздражением подумал о провинциальности Сибири, о расстоянии до Лиссабона, о малой скорости дирижаблей. И бюрократия, пресловутая, неистребимая, а в данном случае ещё и международная! Русско-орденский договор о неиспользовании ходоков и знаний иноземного происхождения под угрозой расторжения, но не расторгнут. Так что обе стороны пока что вынуждены отвешивать поклоны и реверансы. Естественно, Император не разрешит орденцам вести поиск самостоятельно, а потребует создания смешанной группы.
Пока согласуют состав комиссии, пока назначенные коммисары прибудут на хутор - сутки. Максимум, из русских служб подключат к поиску ходока и иже с ним - только российскую полицию. Пока вызовут местных экспертов - вторые сутки. Дай бог, в эти же сроки прилетят орденские! И всем нужно время осмотреть хутор, собрать улики, сделать выводы.Так и третьи сутки пройдут. Значит, обысков, арестов и оцеплений раньше этого ждать не приходится.
- С одной стороны - скверно. С другой - хорошо.
Семён Михайлович подмигнул отражению в зеркале, закончил бритьё, утёрся полотенцем и оценил себя. Испанская бородка и дымчатые очки уже изменили внешность, а надлежащая одежда дополнит маскировку. Тогда можно и на почтамт, до востребования, куда теперь станут прибывать указания начальства.
Взрыв, контузия, обвинения
Баллон рванул громко, эффектно.
Клубок пламени вдребезги разнёс кровлю, развалил сруб, бешено крутясь и выгорая. После него в небе осталось густое мутно-белое облако, которое принялся рассеивать и растягивать вширь ветерок, идущий поверху.
Капитан смотрел на это, не имея сил подняться. Его догнало бревно или что-то не менее тяжёлое, потому что удар в спину вышиб дух и лишил способности двигаться. На удивление хорошо работала только голова. Она философски рассуждала и даже хвалила толкового врага, который ловко устроил отсроченный взрыв:
- Как точно рассчитал, что в полумраке хоть один дурак, да найдётся, чтобы лампу зажечь! Магдалену не должно прибить. Скверно, что меня парализовало. Хотя, "сомы" догадаются подмогу вызвать…
За время рассуждений мутный след взрыва уплыл. Небесная голубизна, незамутнённая, стала всеобъятной. Мухин решил, что уже скончался. Глаза закрылись… Боль исчезла… В ушах стоял гул, но сверху прозвучал голос ангельски нежный... Он что-то спрашивал… непонятное… Вопросительная интонация повторилась, но свет, проникавший сквозь тяжёлые веки слабел, угасал, сменяясь мраком… Однако блаженное беспамятство вдруг отступила -несколько звонких пощёчин заставили вернуться в реальную боль, открыть глаза, уступая мучителю:
- А-а-а… Лена? Ты не погибла…
- Не вздумай умирать, Мухин! Это контузия, - тревожным, совсем не ангельским голосом запретила инспектриса.
Затем оперативника подняли и занесли в дом. Там чьи-то руки ощупали тело, которое понемногу обретало чувствительность. В руку кольнуло. Спустя пару минут боль почти отступила. Оперативник рывком сел, осмотрелся. Штурмовик, который вколол ему штатный стимулятор – пустой шприц-тюбик валялся рядом с кроватью – попросил мгновение на проверку, глянул поочередно в каждый глаз и ободрил: