Страница 48 из 122
Голос его звучал совершенно без эмоций, лицо лишь немного побелело. Кто не знал послужного списка Афанасия Дмитриевича, мог бы подумать, что этот немолодой человек к сердцу слова протопресвитера не принял и окорачивает того лишь по привычке отстаивать доброе имя от любых нападок. В чём сильно ошибся бы.
Столбин, бывший взводный, своих людей знал досконально и потому видел, что оба дошли до крайности, вот-вот сцепятся. А пара воспитанников питерской школы пластунов-диверсантов в своё время могла разнести вдребезги – и разносила! - средних размеров вражеский городок, плюс, перебить всё население. Вероятно, жалея квартиру, начальник Особой Экспедиции рявкнул:
- Смирно! Молчать! А ну, сели!
Хорошо поставленный командный голос – великое дело. Консул и священник смолкли, подчинились. Молча же подняли стопки, куда точная рука особиста налила водку. Закусили.
- Генерал-лейтенант, а орёт, как унтер, - нарочито прочищая ухо мизинцем, пожаловался в пространство Консул. – А что блажить-то? Я же хотел их высокопреподобию напомнить, что первый принцип Ордена – полная беспристрастность и абсолютный нейтралитет, - добавил он, откидываясь на спинку стула.
- На словах, да, - согласился отец Павел, обеспокоенно рассматривая пятнышко масла на сером подряснике. – Как знал, что капну! Хорошо, рясу сберёг… Так о чём я? Лобби, есть такое слово, - и подчеркнул. – Английское, кстати, слово. Ерофей тебе не сказал, что МИ-6 обмолвилось про источник сведений в Лиссабоне?
Минин понял намёк священника и знал, что такое серьёзное обвинение ложью быть не может. Но если в святая святых Ордена, в самой ставке Великого Магистра – и окопался лондонский агент? Это ломало все представления о беспристрастности структуры, которой служил Почётный Консул. Он задумался. Остальные ждали. Возникло тягостное молчание.
- Так я про баб что хотел сказать, - разбивая тишину, зависшую над столом, совсем не в тему выступил особист. – Тебе, Афоня, о душе пора думать, а Паша утверждает – некто Минин медсестре каждый четверг юбку задирает…
- Отче, а по чину ли священнику следить за светским человеком? – ожил и делано ужаснулся Консул. - За боевым другом!
Искусно разыгранное возмущение давало понять особисту и священнику, что Минин совладал с нервами и принял решение. Мудрый Экспедитор улыбнулся, отправил в рот кусочек хлеба, чтобы не отвечать. Не менее проницательный отец Павел подал реплику, словно оправдываясь:
- Никто не следит. Если монашек увидел известного ему человека и заподозрил непотребство, как ему умолчать? Он и делится сомнениями. Вот недавно Ерофея с молоденькой дамой видели возле этой квартиры, - и протопресвитер ханжески возвёл глаза к потолку, играя святошу. – Я, конечно, объяснил, что оперативник с агентом уединяется не прелюбодеяния ради. Никто свечку не держал, в ногах не стоял… Мой монашек плотью греховной терзаем, потому в других непотребство подозревает. Ладно, он мне доносит, я – могила, и верю, вы не греховодники. А жёна чья-нибудь встречу узрит? Поймёт ли, что се не блуд, а работа? Я ведь о пастве пекусь, о вас, дети мои. Стало быть, конспирация на высоте быть должна.
Все трое улыбнулись. Сторонний наблюдатель бы решил, что собрались люди несерьёзные. И то, пятидесятилетние мужчины совсем по-молодому подкалывали друг друга. А ведь они, и особист, и консул Ордена и протопресвитер - все трое! – занимались серьёзнейшим делом, ловили "ходоков", попадавших сюда невесть из какого, но совсем иного, злого мира.
"Да таких защитников нашего мира, - воскликнул бы сторонний наблюдатель, - надо с треском вышибать со службы!"
Однако Государь Император, Патриарх или Командор Ордена по Российской Империи, доложи им кто о нерадивости подчинённого, только усмехнулись бы иронически. Эта троица своё дело знала - любые события на просторах страны, связанные с попаданцами, рассматривались не сквозь лупу, а под микроскопом. Маленькая же размолвка, которая только что возникла – ничего не значила. Зима без морозов не бывает!
- Лобби, говоришь? Есть ещё одно слово, - консул вытянул длинную жилистую руку, взял опустевший графинчик. - Диффамация. Извет, если тебе английские термины не по нраву, - он постучал по выпуклому бочку ногтем, доверительно высказался, обращаясь к безмолвному сосуду, - например, когда кто-то что-то знает, знанием ни с кем делиться права не имеет, но своё дело делает. Некоторые же на него напраслину возводят…
- А прямо сказать, что пусто? И не намекать, – Столбин отнял графинчик, направился к холодильному шкафу за бутылкой.
- Вот думаю, зачем в Россию приехало больше десятка братьев и сестер? Одновременно, - наблюдая за повышением уровня водки в сосуде, сам себе сообщил Минин, – что удивительно, аналитики. Авариями почтопроводов интересовались. Кстати, про медсестру заблуждаешься, - укорил он священника, - она обычная массажистка.
- Вели ей шторки повыше сделать, а то видно, как верхом садится, – ехидно ответил отец Павел, - на массажный стол, наверное. И скачет. Что скажешь, Ероха?
- Аварии на почтовых линиях? - пожал плечами Столбин. – И аналитики… Уже что-то. Сразу бы знать, так мы бы уже увидели, откуда ноги растут… Насчет продолжить никто не возражает? Тогда, погнали. Ух, отменный тост есть, с Кавказа привёз, - продолжил он, наполнив стопки. – Стоит Вано на дороге, смотрит вниз, где его разбитый мобиль валяется, и причитает, мол, вах, тэпэр я нэ грузын…
Когда и вторая "Императорская" опустела, Консул глянул на часы:
- Ого, засиделся я, пора и честь знать. Дел по горло. Знаешь, ваше превосходительство, господин начальник Особой Экспедиции, ты, как англицкий туман обнаружишь, запроси у Ордена создания сводной комиссии.