Страница 14 из 122
От энергичного сморкания у Рослова заложило уши, пылающая жаром голова, полная боли, закружилась. Но даже в таком состоянии он сообразил, что абориген тупит. Пришлось перейти на самый простой стиль общения:
- Мне в Горно-алтайск, - он бросил веник, жестикулируя, ткнул себя в грудь, показал за спину, - я был в тайге. Заболел. Идти не могу. Довезёте? – потом вынул бумажник, показал тысячную купюру. - Деньги есть.
Собеседник наморщил лоб, рассматривая деньги. Руслан потерял терпение, да и силы покинули его. Слабость заставила сесть на бревно. Он закашлялся, подумал: "Мало предложил… Пятёрку дам…", но потерял равновесие и стал заваливаться на спину. Абориген бросился к аспиранту, протягивая руки - схватить ли за горло, удержать ли?
И сознание Руслана померкло.
Поражение
Капитан Мухин перекатился очень вовремя – пули ударили рядом, в место, где он только что лежал. Тонко ойкнул особист, уронив фонарь. Луч упёрся в скалу, подсветил козырёк. Как раз оттуда и стрелял ходок – ему пришлось отвлечься от Мухина и Антона, расстреливая невыгодную подсветку. Капитану хватило этого, чтобы швырнуть на козырёк гранату со слезогонкой, выхватить пистолет и ещё раз перекатиться.
Опять своевременно. Короткая очередь простучала - пули прошли мимо. А потом ходок зашёлся в кашле, который сместился вниз и стал глуше. Мухин выпустил на звук все пули. Но короткие ответные очереди, по два, три выстрела, не прекращались. Затем раздался взрыв, второй, третий. И кто-то застонал.
- Кто жив, доложитесь, - вполголоса запросил капитан.
- Я Михеев, цел. Я Зинчук, цел. Я Липартия, ранен в плечо, - ответили трое.
Остальные молчали. Полевой агент шумно, с бульканьем дышал неподалёку от капитана. За спиной бухнул взрыв, осколок ударил капитана в руку. Боль не пришла, но рукав стал намокать.
- Липартия, ползти сможешь? Не очень… Да хоть на карачках, но ползком! Кто ближе, Зинчук? Перевяжи его. Михеев, проверь остальных. Если...
Близкий взрыв заставил Мухина распластаться. Ещё один громыхнул подальше, у скалы, и напрочь отбил желание продолжать штурм. Из пещеры доносился кашель ходока и хлёсткие выстрелы, два-три сразу. Пули щёлкали о землю или скалы в разных местах – значит, стрелял тот неприцельно, веером. Затем снова прозвучал взрыв. И короткая очередь. Мухин отбуксировал Антона к скальной стене:
- Потерпи. Он головы поднять не даёт, - шёпотом окликнул бойцов. – Зинчук, что? Михеев?
- Липартию перевязал, он уполз. Николенко, похоже, убит, - срывающимся шёпотом ответил первый, а второй дополнил. – Улюкаев и Мирзоян дышат, но не откликаются.
- Перевязать их сможешь?
- Никак нет. Темень же, а они молчат! Куда кто ранен – не видно…
- Тащите их вдоль скалы. Николенко оставьте, – принял решение капитан. – Сурову скажите – направить двоих на помощь.
Когда стихло тяжкое дыхание бойцов, которые волокли за собой раненых, стрельба из пещеры прекратилась – доносился только кашель и непонятные всхлипы. Капитан подобрался к Николенко, ощупал - тот отозвался стоном. Щадя его левую сторону, липкую от крови, Мухин за правую руку подтащил бойца к Антону.
Тучи разошлись, луна залила всё серебристым, мертвенным, сейчас предательским светом. Отступающие пограничники в нём просматривались, хотя отползли довольно далеко. Мухин вынул из сумки особиста последние баллоны, активировал "дымовуху", катнул её в сторону предстоящего ему отступления, а ту, что со слезоточивым газом – зашвырнул ко входу в пещеру.
На дребезжание баллонов и шипение газа ходок ответил выстрелами. Капитана не задело. Он переждал, поднял голову. Дым, спасительный, густой - расползался по земле медленно, увы, слишком медленно! А небо, мало что очистилось от туч, так ещё и разгоралось зарёю. Мухин отстегнул кирасу особиста и задрал на нём рубаху, пытаясь рассмотреть место ранения, но грудь Антона была неразличимо залита кровью. Предательского для отступающих бойцов света - не хватало для перевязки.
"Проклятье! Ну, всё против меня!" - скрипнул зубами капитан, боясь вслух облегчить душу ругательствами и вспугнуть тишина, в которой звучал только кашель ходока.
Дым, наконец-то, дополз, накрыл полной непроглядностью. Капитан переместился к Николенко, осторожно отстегнул с него пробитую грудную пластину кирасы, беззвучно положил на землю. После этого припал ухом к груди пограничника, надеясь услышать удары сердца. Перевязывать некогда – надо тащить двоих, чередуя. Или нести? Встать в рост, взвалить первого на спину, пройти, сколько сил хватит, опустить, вернуться за вторым…
Он сбился с мысли, не услышав сердца Николенко. Торопливо проверил пульс на его шее, потом на правой руке, потом долгую минуту напрасно ждал, шевельнётся ли грудь бойца на вдохе. И понял – перед ним труп.
- Убит. А всё из-за тебя, - обвязывая беспамятного агента под мышками поясным ремнём, снятым с мертвого бойца, шептал Мухин, изливая злость. – Вот брошу, чтобы сдох здесь, а его тело вынесу! Так бы и сделал, ей богу… Ну, погоди, если выживешь, вылечат, встретимся, как щенка выпорю, этим же ремнём…
Ходок дал короткую очередь – одна пуля ударила в скалу над головой, убедила, что надо ползти. Тащить Антона оказалось трудно. Худенький на вид полевой агент с каждой саженью тяжелел, а встать и взвалить его на спину - Мухин не решался. Подбадривая себя угрозами и обещаниями в адрес бессознательного особиста, он полз и полз, пока Суров с помощниками не подхватили его и ношу, убирая из сектора обстрела.
Село Белый Бом