Хранитель Историй

На следующее утро, Фирса нашли повешенным на рее.

Новость воспринялась командой с равнодушием. Мы все были обречены, так какая разница когда морской дьявол заграбастает твою душу в свои когтистые объятия.

Ночью я дежурил на борту, меняя масло в фонарях, и толкая вахтенного, когда на того навалится утренний сон. Разобравшись с огнем, я внезапно притих, услышав нечто напоминающее человеческие хрипы. Вздрогнув, я мгновенно покрылся мурашками, потому как этот неприятный звук, шел откуда-то снизу.

Подскочив к борту, я услышал глухой удар, словно что-то врезалось в нас: толи бочка, дрейфующая не первый год, толи оторвавшийся после бури бот. Но правда оказался ужаснее любых догадок. К нам на корабль, по заготовленным канатам карабкался висельник Фирс. Ошарашено наблюдая за происходящим, я никак не мог взять в толк, как он сумел догнать наше быстроходное судно. Ведь его тело сбросили в воду еще до заката.

Перевалившись через борт, фыркая и отряхаясь, словно пес, угодивший в грязь, висельник привел себя в порядок и посмотрел в мою сторону. Его кривая шея буквально болталась на плече, поэтому он поддержал ее руками и сообщил мне, что пора отправиться на поклон к хозяину. При этом направился в каюту казначея, где обитал наш единственный пассажир – мистер Сквидли.

Следующая неделя погрузила нас в томительное ожидание попутного ветра. Мы то и дело теряли его, попадая в штиль. И это, скажу я вам, оказалось ужаснее самого растреклятого шторма, будь он трижды неладен. Выполняя даже самую плевую работу мы собачились между собой, будто крысы за кусок сомнительной еды. Мертвецы надзирающие за нами - не вмешивались. Вместо этого, они делали ставки: кто из оставшихся моряков пополнит их ряды первым.

Следующим в борт стукнулся – Грим –ворчун. В одной из драк его забили ногами свои же, а уже через сутки, он стегал их плеткой, надрывая глотку от смеха.

Девятнадцатый день начался для меня с борьбы с желудком. Запасы пресной воды подходили к концу, и мы едва держались на ногах, дожидаясь очередной порции живительной влаги. Еще скуднее выглядел наш пищевой рацион: запасы провизии заплесневели и стали пристанищем для маленьких белых червей. Да и как быть иначе, ведь наш кок, уже давно избавился от чувства голода.

Меня вывернуло наизнанку, как только я закончил завтрак состоящий из пары «собачьих печений» . Пустой желудок незамедлительно отозвался протяжным урчанием.

Проходящий мимо старпом злорадно хмыкнул. С того момента как мы отплыли от острова он всячески не замечал меня, словно расторопный юнга остался где-то там возле песчаного водопада.

Я пытался напроситься на разговор, сначала к нему, а потом к мистеру Лиджебаю. Но в обоих случаях потерпел фиаско. Они, будто мимолетные облака, то возникали, то исчезали без следа.

Постепенно моряки стали обходить меня стороной. Видимо, считали, что я хочу выслужиться перед мертвецами и накапать на кого-то из команды. Я их не виню. В то время, я наверное, рассудил бы подобным образом.

За пару дней я стал хуже прокаженного, которого молчаливо жалеют и страшатся протянуть руку, чтобы не дай бог не подхватить от него эту ужасную заразу.

Те немногие, кто еще пару дней назад пытались подбодрить меня добрым словом, к концу третей недели обратного пути окончательно отвернули свои взоры.

Именно по этой причине, я не знал, что на корабле готовиться бунт. А началось все с Рыжего Итана – в какой-то момент он бросил смолить щели, и молча к бизань-мачте. Встав в аккурат напротив нее, он поднял руки вверх и принялся тихо хихикать.

Настороженные взгляды моряков следили за тем, как их приятель медленно но верно, сходит с ума. Приступ продолжался пару часов, за это время, смех превратился в плач, а потом и вовсе скатился к жалким стенаниям. Так продолжалось до тех пор, пока на мостике не появился Бероуз. Именно он и приказал протащить несчастного под килем, чтобы тот хорошенько прополоскал свои спекшиеся мозги.

Удивительно, но никто так и не вступился за Итана. Каждый заботился исключительно о своей шкуре, ведь даже встретившись нос к носу со смертью, ужасно не хочется разменивать свою жизнь, что ценой не дороже рваного башмака.

Никогда не забуду ту казнь.

Безумца подвесили на самом видном месте: в центре грот-мачты, чтобы полуденное солнце до изнеможения иссушило кожу, оставляя на ней болезненные ожоги, а ночной соленый ветер разбередил открытые раны. Я слышал его крик каждую минуту, а если выдавался небольшой перерыв, то через мгновение спасительные вопли оглушали нас с новой силой.

Так продолжалось до рассвета. А с восходом солнца, изможденное тело Итана протащили под кораблем. Ему хватило одного раза.

Изрезанное ракушками лицо мы увидели вновь, наяву, когда капитан призвал его в свою команду.

Мы все потихоньку начинали терять разум. Также как и бедняга Итан. Силы были на пределе, а до знакомых берегов оставались еще сотни бесконечных лиг.

Превратившись в растянутые на солнце тени, мы неприкаянно слонялись по кораблю, заранее предугадывая приказы наших мертвых повелителей. Наверное, дьявол, и вправду слишком силен, раз способен на глазах у Господа нашего творить такие бесчинства… - подумалось мне на сорок первый день нашего плаванья.

В то утро моя вера окончательно пошатнулась.

А в следующую ночь ее остатки растоптал один короткий, но достаточно откровенный разговор.

После двухдневного штиля, легкий ветерок стал для нас манной небесной. Поэтому я выбрался из душного подполья, чтобы вкусить приятную прохладу. Рядом послышались осторожные шаги, но я даже не пошевелился. Кого мне было бояться, особенно если учесть, что я был рабом на корабле кишащим самыми настоящими мертвецами.

- Не ожидал тебя здесь застать, - устало произнес Лиджебай.

- Ночь всегда успокаивает, скрывая в темноте дневные невзгоды, - сказал я первое что пришло мне в голову и сразу же затих, чувствуя как сердце забилось в странном предвкушение.

Лиджебай соглашаясь кивнул:

- А я вот не могу смотреть на солнце. Глаза уже привыкли к полумраку и свет причиняет нестерпимую боль. Мне кажется, если я когда-нибудь, хотя бы один разок, взгляну на яркое безоблачное небо - то сразу же ослепну.

Я внутренне напрягся, заметив задумчивый взгляд собеседника.

- Ты, наверное, задаешься вопросом: чем же я могу занимать в каюте день и ночь напролет?

- Исполняете приказы капитана, - уверенно выпалил я.

Лиджебай грустно улыбнулся:

- Если бы все было так просто. Знаешь, самое удивительно, что я сам загнал себя в эту нору. За что и получил эти невидимые обычному человеку оковы.

- Но там, у водопада… Вы же успели загадать желание… Разве я ошибаюсь?! – искренне удивился я.

Ваш отец ответил не сразу. Он долго думал, а потом спросил:

- Как ты думаешь что такое мечта?

- Мечта? – осторожно переспросил я.

- Ну, да. Ты ведь наверняка о чем-то мечтаешь. Стать богатым например, иметь много слуг, или заполучить собственный корабль?

- Не знаю, сэр. Обычно мои мечта настолько нереальны, что вряд ли когда-то смогут осуществиться, - буднично пожал я плечами.

- Вот и я о том же, понимаешь? – заметно вздрогнул Лиджебай. – Моя несбыточная мечта, о которой и говорить то не стоило, осуществилась. Тогда, возле водопада, я произнес нечто невообразимое. Решил стать равным нашему создателю. Чтобы мне подчинялись моря и реки, горы и поля. А люди, словно тряпичные куклы с покорностью выполняли все мои прихоти. Вот что я шепнул, после того как назвал ключ. И песок подхватил мое желание. Но тогда я и помыслить не мог, что оно исполнится, став моим вечным проклятием.