Страница 5 из 17
Книги, словно отчаянные воины, ринулись в атаку, ударяя возмутителя спокойствия по голове, спине, рукам. Острыми уголками, тяжелыми обложками, хлесткими страницами – они навалились на Рика со всех сторон. Юноша лишь беспомощно защищался, больше не высказывая пустых оскорблений.
Последняя книга больно саданула бедолагу в висок и, упав, раскрыла страницы, будто поверженная птица крылья. Рик, дрожа и проклиная себя за несдержанность, не сразу решился поднять голову и осмотреть место сражения.
Полки, упершись в стену, грозно нависали над головой, а удовлетворенные минутной схваткой толстенные фолианты валялись на полу, создавая впечатление каменного плато. Картина ужасала. Сотни томов с укоризной взирали снизу-вверх на нерадивого наследника. Его отец никогда не позволил бы себе такого; он никогда не отнесся бы к ним таким варварским образом, потому что всегда соблюдал правила! И ничего с ним не случалось. Тихая и размеренная жизнь приносила ему одно удовольствие.
«Он ни за что на свете не стал бы кричать в библиотеке! И не разрешил злости руководить им».
Голос отца эхом мелькнул у юноши в голове и мгновенно исчез.
- Хватит, я все понял! Простите… - устало произнес Рик, обращаясь к книгам.
Монотонное жужжание и навязчивые мысли мгновенно прекратились. Бумажные воины, получив желаемое извинение, больше не собирались учить его прописным истинам.
Юноша уже сделал осторожный шаг к двери, как внезапно остановился. Среди вороха пузатых томов его внимание привлекла совсем новая кожаная обложка, сквозь которую тянулась красная нить дешевого переплета. Но ни это бросилось в глаза, а то, что развернутые страницы были абсолютно пустыми. Он склонился над книгой и прикоснулся к ней. Вздрогнул, когда сквозняк заставил листы перевернуться, и из глубокой грифельной пелены на Рика уставились огромные с прищуром глаза. Карандашный набросок выглядел очень реалистично. Вобрав в себя все: страх, ненависть, одиночество и безумие, он пугал и одновременно притягивал к себе. И если бы Рик увидел его пару дней назад, то решил бы, что последние дни жизни отец провел в агонии странных видений. Но сегодня он взирал на творение родителя иначе. Вызывая дрожь в сердце, из карандашного тумана на него смотрели глаза мистера Невежи.
Почувствовав легкое головокружение, юноша попытался отстраниться от внезапной находки, но вместо этого упал на колени и уткнулся в изображение лицом. Перед глазами мгновенно возник образ грузного моряка, наставительно указывающего на кожаную с красной закладкой обложку. Дрожащей рукой Рик поднял книгу, которая оказалась весьма легкой для своих размеров и толщины. Он не осмеливался изучить ее более внимательным образом, а просто прижал к груди. Сердце застучало, будто настенные часы в гостиной, а прошлое в очередной раз неугомонно вторглось в жизнь Лиджебая-младшего. Миллионы правил, шипя и грозно предостерегая запретами, тут же напомнили о себе и о своем создателе.
***
Рик устроился в отцовском кресле. Он долго не решался вновь притронуться к обложке, на которой красовалась выпуклая печать с инициалами «Л.Р». Зажатый страницами выглядывал багровый язычок закладки, а красная нить напоминала… Нет, никаких сравнений! Рик в раздражении отвернулся, не желая тонуть в бесчисленных ассоциациях, вызванных отцовской находкой.
Вроде бы ничего особенного. Книга как книга. Если бы не одно «но». Достаточно было на пару секунд отвлечься, и она незамедлительно напоминала о себе. Проникнув в голову, книга затмила собой все вокруг: вначале странным образом отразилась в зеркале, затем появилась среди толстых фолиантов на полке, а потом, и вовсе, стала мелькать перед глазами, с завидной периодичностью…
Нужно отвлечься. Рик подошел к крохотному столику, на котором красовалась огромная ваза с шикарным букетом цветов. Желтые лепестки утопали в нежно-голубой и фиолетовой свежести маленьких бутончиков. Такие вот непревзойденные шедевры искусства украшали сейчас весь дом, наполняя его дивными ароматами.
«Не сметь разводить цветы! Сплошная аллергия от них право слово!»
Это правило когда-то заставляло Клер сходить с ума, часами на пролет рыдая у себя в комнате. Зато в день, когда умер мистер Лиджебай, и этот запрет потерял свою значимость, новая жизнь засверкала для Клер душистыми красками, а дом, в свою очередь, наполнился неповторимым благоуханием.
Следующее нарушение стерлось незамедлительно: девушка, без всякого зазрения совести устроилась в цветочную лавку мистера Бишепа. Ту самую, что располагалась на углу двух торговых улочек, Менялы и Честного торга.
Хитросплетение удивительных запахов быстро изгнало из дома ужасную затхлость, что витала в нем под покровительством Джейсона-старшего, считавшего, будто пыль - это лучшая защита его бесценной коллекции.
Остановившись у покосившихся полок, где плотными рядами притаились собрания сочинений двух братьев путешественников Колбери и Квита, юноша грустно улыбнулся. Так дорожить, так лелеять эти неподъемные фолианты и внезапно отдать старьевщику два бесценных экземпляра коллекции. Довольно странный поступок. А теперь еще этот настырный гость…
Рик снова уставился на кожаный переплет, желая в одно мгновение раскрыть секрет отцовского дневника. Но боязнь запрета удерживала его от решительных действий не хуже злобного цербера.
- Нет, так продолжаться не может! – устав играть в гляделки, выпалил юноша. В конце концов, отец не воскреснет из мертвых, узнав, что сын без спроса взял одну из его вещей.
Рик чувствовал себя жалким узником, который покинув тюремные стены и теперь безумно боится совершить совершенно безобидную вещь. Не став больше мучить себя угрызениями совести, он подошел к столику и решительно взял книгу с красным теснением, чтобы открыть ее на первой же странице. Податливая бумага ударила в глаза невероятной белизной, а чернила поразили своим насыщенным цветом, словно строки появились не год назад, а буквально этим утром.
Прочитав с десяток незамысловатых предложений, Рик разочаровано отложил бесполезное творение отца в сторону. И ради этого он испытывал душевные терзания?! Никакого великого смысла, тайного знака или иного намека. Обычная зарисовка, мираж привидевшийся мистеру Лиджебаю через окно кабинета. Спешащие по своим делам люди, груженые повозки, кареты и неопределенный силуэт рослого мужчины - то ли моряка, то ли заплутавшего чужеземца с быстроходного галеона. Последнее предложение оказалось сбивчивым, нервозным, словно рука отца в этот момент дрогнула, и перо, изобразив на странице оригинальную завитушку, соскочило, решило оставить историю незавершенной.
Рик закрыл книгу, с досадой вздохнул, поджал колени и поудобней примостился в глубоком кресле. Какое-то время смотрел на извивавшиеся в камине лепестки огня. Потрескивая и огрызаясь искрами, пламя навевало невероятную умиротворенность. Огонь не интересовали людские проблемы, только жадное поглощение древесины и стремление победить вечерний полумрак.
«Неужели отец, способный так ярко и красиво излагать свои идеи, просто сдался? Ограничился всего десятью строчками?! Взялся за перо и только пару раз макнул его в чернильницу?» Мысли без предупреждения ворвались в голову, не спеша покидать уютное пристанище. Пламя умело навязывало сложные, порой бесконечные рассуждения, постепенно усыпляя и успокаивая разум. И Рик не стал исключением. С этим жизненным правилом он был не в силах совладать, даже благодаря здравому смыслу…
***
Ненавидя отца за крутой нрав, в тайне юноша все же испытывал к нему совершенно иные чувства. И порой он ужасно завидовал умению родителя создать вокруг себя некий ореол загадочности, скрыть очевидное от посторонних глаз, заставить ближнего десять раз подумать, прежде чем решиться заговорить с ним. В то же время, родитель был слишком скор на расправу. Опутав дом клубком запретов, отец не выносил, когда его пытались ослушаться не только близкие, но и совершенно посторонние люди. А между тем, Рик видел в родителе невероятного мечтателя, способного перевернуть мир с ног на голову и с легкостью оживить те предметы, что всегда казались лишенными души. И все-таки, главным достоинством Лиджебая было его умение создавать вокруг себя тайну. Он делал это с такой непосредственностью, будто заранее знал, что и где должно случиться. Выбирая цель и оптимальный путь для ее достижения, он как опытный картограф протягивал цепь последовательных шагов. Умело маскируя подсказки, будто искусный охотник, он терпеливо наблюдал за жертвой, которая отчаянно пыталась раскрыть секрет очередной головоломки.