Словоплёт

— Это твои оковы?

— Да. Они золотые. Если хочешь — можешь забрать себе.

Ну конечно, заковывали эту тварь на века, а что ещё может продержаться так долго, если не золото? Железо, даже добрая сталь, рассыпались бы ржой уже через пару сотен лет.

— То есть, ты помогаешь мне выбраться отсюда и убить моих врагов, а взамен я тебя освобождаю? — словно не веря своим ушам повторила Сантинали.

Но клякса молчала, выжидая.

— Нет, так не подходит. Вдруг ты убьёшь меня и всех моих соратников, когда мы выполним все части уговора?

—Я могу пообещать не причинять тебе вреда после того, как всё закончится.

— Как такой вариант: ты будешь служить верой и правдой мне и моим потомкам, пока мой род не прервётся по естественным причинам? А в обмен я освобожу тебя.

— Ты думаешь, меня здесь заперли из-за моих наивности и доброты, О’Сантинали? — прошипела клякса, и колдунья почувствовала, как кожу покалывает от разлившейся в воздухе ненависти. — Я лучше подожду, пока ты уснёшь, и съем твою душу. Уже недолго осталось.

— Я уйду из комнаты, тебе меня не достать, — дрогнувшим голосом предупредила колдунья.

— Я везде тебя достану, — в голосе кляксы послышалось предвкушение. — Многочисленные обвалы ослабили путы. Недостаточно, чтобы освободить меня, но достаточно, чтобы дотянуться до любого уголка подземелий и немного дальше. Как ты думаешь, почему стена, отделяющая мир живых от моих владений, стоит именно там, где стоит?

В комнате воцарилась тишина.

— У тебя, наверное, очень сладкая душа, — задумчиво добавила клякса. — Хотя признаю, жаль, что мы не можем договориться. Уж быстрее обвалы сделают своё дело, чем сюда ещё раз забредёт кто-нибудь, подобный тебе.

— На это уйдёт много времени.

— Уж поверь, я умею ждать. Мне не остаётся ничего другого, — клякса была на удивление болтлива. Возможно, всё это время она развлекала себя разговорами. Как ещё объяснить, что она до сих пор помнила, как говорить? — Кости моих врагов обернулись прахом, и сами воспоминания о них стёрлись в памяти живых и мёртвых. А я всё ещё здесь. Мы, ша, терпеливы.

— Ладно, какие у тебя есть предложения? — вздохнула Сантинали. Было что-то сумасшедшее во всём этом. Разговаривать с древней тварью. Торговаться. Слушать странные сентенции о «ша». Почему эта клякса всё время твердит о какой-то «крови ша»? И себя называет «ша». Может, именно поэтому эти горы называются Наран-Ша? Потому что здесь когда-то жили эти существа? Кажется, на каком-то из старых языков это название переводилось как «хребет лукавого», но не напутала ли чего Сантинали? Её никогда раньше не интересовала история происхождения географических названий и, как оказалось, зря. — Эй?

Но тварь не ответила. Видимо, решила не утруждать себя больше разговором с глупой смертной, хотя на фоне предыдущего взрыва красноречия это выглядело странным. И стороннее присутствие больше не ощущалось. Сантинали провела светляком вдоль стены: нет, горящих огоньков глаз тоже больше не было. Казалось, тварь ушла, просочилась сквозь стену. А может, просто затаилась в камнях. Как бы то ни было, колдунья вновь осталась одна. Она ещё раз посмотрела на долину. Такую близкую и такую недостижимую. Интересно, сколько времени провело здесь это существо? Могло ли оно выглядывать в окна либо прилетавшие сюда иногда птицы были единственной её связью с миром? Смогла бы она выдержать столько и не сойти с ума? Или тварь уже давно свихнулась и живёт только мыслями о мести? Вон как быстро предложила отомстить. Явно у неё то же самое на уме. Ну что, пора отправляться дальше — нужно попробовать найти другой выход. Может, тварь блефовала насчёт того, что сможет достать Сантинали где угодно в подземелье. А может и нет.

— Клякса, ты ещё здесь?

— Здесь.

— Что ты собираешься делать, когда получишь свободу?

— Какая тебе разница.

— Я спросила, значит, мне есть разница.

В комнате опять повисла тишина. Прошло ещё несколько долгих минут, прежде чем колдунья не выдержала.

— Эй, я всё ещё жду.

— Не мешай, я думаю.

— О чём? О том, что ты будешь делать? У тебя была целая вечность для этого.

— Побольше уважения к старшим, О’Сантинали. А ещё зовёшь себя королевной, — ворчливо отозвалась темнота. — Раньше все мои мысли занимала месть. Но все, кого она могла бы настигнуть, мертвы так давно, что даже их потомкам не отомстишь. У меня не осталось ни врагов, ни близких. Поэтому я размышляю. Можно было бы возродить мои владения. Но смысл? Править кем-то — такая скука…

— Ты не собираешься убивать всё живое просто ради того, чтобы все тоже испытали твою боль? — осторожно уточнила колдунья.

— Не буду скрывать, и такие мысли у меня были, — вздохнула темнота. — Сжечь всё дотла — было бы приятно. Но что дальше?

— Я не верю своим ушам. Ты звучишь слишком разумно для безумной твари, проведшей в зато… — но Сантинали не смогла закончить фразу. Словно кто-то с силой хлопнул по ушам. Само пространство в комнате будто свернулось в трубочку и застонало от натуги.

— ТВАРЬЮ?! ТЫ НАЗВАЛА МЕНЯ БЕЗУМНОЙ ТВАРЬЮ?! Да как твоя непомерная гордыня позволила тебе дожить до твоих лет!

С потолка посыпалась пыль и пол заходил ходуном. Колдунья опять не удержала равновесие и упала. Вокруг скакали, мелко дребезжали и шуршали птичьи кости и веточки. Похоже, тварь не блефовала, когда говорила, что  за прошедшие годы путы ослабли.