Страница 19 из 133
— Хорошо. Начали! — крикнул Верхоланцев. — Олег, входишь, говоришь текст. Милана, садись к столику.
Я решил послушаться, стало стыдно за малодушие. Ну, стукнет меня Милану пару раз, не умру из-за этого.
По команде Верхоланцева я стремительно вошёл в комнату, остановился на середине и произнёс с широкой улыбкой:
— Белла, сегодня ты была просто великолепна! Я восхищен!
Милана вскочила с места, повернулась и прочла монотонно текст по сценарию:
— Как ты смог пройти, черт возьми?
— Дорогая, твои смешные ухищрения тебе не помогут.
— Подходи ближе! — сказал режиссёр.
Я взял Милану за руку, пытаясь поцеловать, она вырвалась. Но я сжал её в объятьях, погрузившись в облако пьянящего аромата духов.
— Милана, ищешь лихорадочно, чем ударить этого нахала. Заговариваешь ему зубы.
— Как ты мне надоел! Когда ты, наконец, отстанешь от меня! — воскликнула Милана, делая вид, что хочет высвободиться.
— Тебе не удастся так легко от меня отделаться, — проговорил я свой текст с выражением.
Милана, наконец, подняла большую пепельницу зелёного стекла и сделала жест, будто бьёт меня по голове.
— Милана, уходишь из кадра! Уходишь! — крикнул Верхоланцев. — Олег, изображаешь, что тебе больно. Хватайся за ушибленное место.
Я прижал руку к голове, потом вопросительно взглянул на Верхоланцева, который задумчиво стоял посредине комнаты.
— Милана, побольше на лице страха. Олег, не кидайся на Милану, словно баб сто лет не видел. И улыбайся меньше, выглядишь идиотом. Не забывай, тебе сорок два, а не пятнадцать лет. Продолжим.
Мы повторили сцену раз десять. И с каждым разом, Верхоланцев становился все раздражительней. Ему не нравилось, как я вхожу, как говорю, как обнимаю Милану. Он матерно ругался, обидно подшучивал надо мной. На глазах дюжины свидетелей! И самое обидное, он мог послать меня в задницу, а я его — нет. В конце концов, мне жутко захотелось дать ему в морду и уйти.
— Ладно. Перерыв, — наконец, бросил Верхоланцев. — Потом будем на камеру репетировать.
Ещё репетиции? Ужас. У меня жутко подвело живот от голода. Я обошёл все помещение, пытаясь найти хоть что-нибудь съестное. Но, кроме столика с пустыми, пластиковыми стаканчиками, которые от нечего делать выжрал технический персонал, ничего не нашёл. Верхоланцев с Лифшицем куда-то исчезли, а больше я никого не знал.
Вышел в коридор и вдруг ощутил ошеломляющий аромат докторской колбасы, которую обожаю. Пошёл, как сомнамбула на запах и оказался на пороге гримёрки Галины Николаевны.
— Заходи, Олежек, — сказала она с мягкой улыбкой. — Проголодался? С чем хочешь — с сыром, колбасой, бужениной?
Божественно! Мне показалось, что оказался дома.
— С докторской.
Она достала несколько бутербродов и протянула мне.
— Чай, кофе?
— Кофе, — ответил я с набитым ртом.
Она взяла большой термос, налила в стаканчик чёрной, пенящейся жидкости и присела на диванчик рядом.
— Устал?
Я кивнул, взял ещё один бутерброд и начал уплетать.
— Никогда так вкусно не ел!
— Гриша тоже любил с докторской бутерброды, — проговорила она задумчиво.
Я на миг остановился, собираясь с мыслями.
— Северцев? — уточнил я. — А какой он был человек, Галина Николаевна?
— Зови меня Галей. Сложный человек. Как все артисты, ранимый, обидчивый. Капризный, как ребёнок. Тщеславный.
— А какие отношения у него были с остальной группой?
Она усмехнулась и проговорила:
— По-разному. С кем хорошие, с кем — как кошка с собакой.
— И с кем были плохие отношения?
— В основном с Игорем. Гриша должен был главную роль играть, а продюсер решил иначе. А тут и гонорар меньше, и съёмочных дней. Гриша был очень не доволен. Хотел даже уйти с картины. Он же не меньше звезда, чем Игорь. Народный артист. Но потом остался.
— А Верхоланцев не понравилось, что так решили?
— Ему было все равно. Он относился хорошо к обоим. Правда, с Игорем он несколько картин сделал, а Гришу взял в первый раз. И очень Дмитрий Сергеевича огорчало, что Игорь и Гриша ссорились. Они так ругались порой, дым столбом стоял.
В таком случае Северцев должен был убить Мельгунова, а не наоборот. Впрочем, эта могла быть лишь очередная ссора, которая и привела к трагедии.
— Верстовский! Быстро дуй на площадку! — в гримёрку влетел Лифшиц.