Страница 92 из 95
- Отец Афанасий? Он лучший священник, каких я знаю. Я у него постоянно исповедуюсь, и служит он хорошо, и говорит проникновенно. Так ты, выходит, его сын?
Раскрасневшийся 991 тер глаза, злобно поглядывая то на депутата, то на Илью:
- Ну и что? Мне какое до вас всех дело?
Он дернулся, всклокоченный, разгневанный, со сжатыми зубами.
- Пошли вы все! Катитесь все к чертям собачьим! – он попытался разорвать нить, но та была крепка.
- От людей не убежишь, Костя.
991 удивленно уставился на Илью.
- Откуда ты знаешь? Я никогда не говорил тебе своего имени.
- Разве ты до сих пор не понял, что от людей не спрячешься, даже за самый толстый слой брони? Ты думаешь, что живешь на необитаемом острове? Все мы – песчинки на этом пляже, и волны перекатывают нас по прихоти случая.
- Я не понимаю, - 991, он же Костя, болезненно хмурился, как маленький ребенок, которого потчуют гадким, горьким лекарством.
- Вспоминай второй курс, свой курсовой проект.
Костя в замешательстве почесал затылок.
- Методика интервью… общение с респондентами или что-то такое. Зачем тебе это?
- Ты взял интервью у нескольких людей. Среди них были не только твои друзья, но и случайные люди с улицы. Вспоминай.
Костя сделал мучительное лицо.
- Ты стоял на улице в компании оператора и обращался к каждому, кто проходил мимо. Большинство не обращали на тебя внимания. Люди проявляют удивительное равнодушие ко всему, что не касается их напрямую. Но пара-тройка человек все же остановились.
- Да, - наконец подтвердил парень. – Девушка, какой-то мужичок.
- И старушка, лет семидесяти.
- Точно.
- Ты задал ей три вопроса, которые заложил в свой курсовой проект. Три простых вопроса, ты их прекрасно помнишь, не правда ли?
- Да, - тихо сказал Костя.
- И на третьем вопросе, что произошло на третьем вопросе?
Костя стоял ни живой, ни мертвый. Со стиснутыми в кулаки ладонями. С зажмуренными глазами, на его щеках уже подсыхала влага.
- Ей стало плохо, и я побежал в аптеку, пока друг усаживал ее на скамейку. Я принес лекарство, мы немного посидели, чтобы убедиться, что ей стало лучше. Потом мы проводили ее до автобуса.
- Ничто не так не сближает людей, как боль.
- Наверно.
- Ты не отразил в курсовой ее ответы на вопросы.
- Я… Господи, как ты это делаешь?
- Не тот вопрос. Ты должен задать другой.
- Кто была та женщина, - вставила Настя.
- Правильно. – Илья обратился к стоявшей сбоку от Насти девочке. - Это твоя бабушка, зайка.
- Так это ты ее спас? – девочка Алена посмотрела на Костю. - Она мне про тебя рассказывала. Я думала, ты выше.
Она хихикнула:
- Какой интересный сон мне снится!
Все переглядывались, осознавая себя в новом качестве.
- Что же это получается? – сказал депутат. Костя, Павел, Настя растерянно смотрели на Илью.
- А вот что, - улыбнулся Илья.
- Ниточка! – Алена захлопала в ладоши и указала на вытянувшуюся между ними белую нить – тонкая линия возникла прямо в пространстве, словно проявилась на пленке. Сначала между Козловым и Павлом, потом потянулась от Павла к Насте, от Кости к девочке и к депутату…
- А вы? Кто вы такой? – спросила Настя связанного нитью мужчину.
- Никто, - процедил Зеро с лицом, казалось, натянутым на болванку. Он с ненавистью смотрел на Илью. – Не знаю, как тебе удалось украсть мое тело, но я его верну. А тебя закопаю, заживо.
- Уже поздно, - сказал Илья.
Зеро презрительно молчал. Его каменное непроницаемое лицо было обращено к Илье: казалось, никого другого он в этой комнате не замечает. Спокойное, бесстрастное выражение лица было обманкой. Его глаза пылали, а руки тряслись от напряжения.
- Может, разъясните нам ситуацию с этим товарищем? – спросил Козлов.
- Охотно.
- Что ты разъяснишь? – взорвался Зеро. - Ты же ни черта не знаешь! Ты ничего не понял. Ты все испортил! Все было продумано, все! Досконально. Это был план по спасению целого народа! Прыжок в лучший мир. А ты взял и все сломал. Ты вообще понимаешь, что ты наделал? Мы могли бы решить все проблемы и наконец-то зажить нормальной человеческой жизнью. Этот план был задуман с минимальными жертвами, все должно было пройти аккуратно и быстро.
Повисла тишина.
- И ради этого ты оставил своего сына умирать от лейкоза в одиночестве?
Зеро осекся. Его зубы клацнули, тело дергалось под плотным коконом нити, тщетно стараясь разорвать ее.