Лик

— Я, кстати, Даррелл, — кудрявый протянул мне руку для рукопожатия. Я протянул ему свою в ответ и, ничего не сказав, посмотрел вновь на еврея. Мне поначалу показалось, что первым должен был представиться он, но, как назло, тот продолжал молчать. Пришлось брать ситуацию в свои руки и, широко растянув губы в улыбке, сказать:

— А я…

— Флеминг, — всё ещё уткнувшись в деревянную парту, от которой отходил запах краски, резкий и даже противный, сказал еврей. — Флеминг Рид, а я Вестер Цукерман, — добавил он, пока я угрюмо глядел на плутоватую улыбку Даррелла. Будь Даррелл рыжим, я бы точно прозвал его «лисом». Он только беззвучно закивал, подтверждая сказанное.

— Откуда…

— Мы знаем? — Вестер вновь меня перебил безжизненным тоном, и я ощутил, как во мне поднимался ком злости — сейчас он был где-то между диафрагмой и глоткой. — Просто я вижу твою ауру и сужу по ней, — продолжал черноволосый, внимательно изучая покрытие парты, медленно проводя по ней узловатым пальцем. Я снова поймал взгляд Даррелла, который откровенно не мог сдержать смеха. Я вообще не видел, что тут было смешного и, не сдержавшись, с силы стукнул кулаком по столу. Прежде чем я открыл рот, чтобы сказать своё мнение, меня уже в третий раз оборвал этот Вестер.

— Что я говорил про ауру? — наконец, он соизволил взглянуть в мою сторону, и меня что-то остановило говорить. Мы поглядели так друг на друга несколько секунд в нелепом молчании, пока его не прорезал дикий хохот. Смеялся и Вестер, смеялся и Даррелл. И, если смех Вестера был искренним и хранил в себе какие-то переливы, то Даррелл смеялся как-то тупо и даже жутко. Это было больше похоже на смех опьяневшего человека, и я даже засомневался: а не выпил ли этот тип, часом, что-то перед уроком? Я с подозрением прищурился, оглядывая картину гогочущих ребят. Моё терпение находилось на исходе, и ещё пара капель должны были стать последними, после чего я уже не мог бы отвечать за свои действия. На моё счастье, или счастье моих соседей, в эту минуту дверь в кабинет с характерным скрипящим звуком раскрылась, и в класс вошёл наш преподаватель по физике. Значит, пора была прекращать гнусные шуточки про мою «ауру» и прочую ерунду, от которых моим нервам пришлось изрядно попотеть. Жаль, работа только на этом для них не закончилась, и уже после урока я столкнулся с новой проблемой: я даже не знал, в какой из групп по предметам я находился, где были кабинеты некоторых новых для меня учителей. Собрав всю свою волю в кулак, мне пришлось вновь примкнуть к компании этих самых Вестера и Даррелла, и я заметил, что вне класса они почти и не общались, ходили разрозненно, так что, я сразу понял, что особо близкими друзьями эти двое не были. Даррелл стремился к сборищу разукрашенных косметикой девочек, которые глупенько хихикали в ответ на каждое его слово. Я только устало вздохнул, увидев, как одна из них вдруг стала что-то быстро нашёптывать ему, схватив его за руку. А вот Вестер пристроился у окна, неспешно попивая кофе из стаканчика. Я и сам не заметил, как подошёл к черноволосой и довольно высокой фигуре, которая, увидев меня, еле заметно улыбнулась, наверняка создавая в своей голове новый план розыгрышей. Я вовсю готовился к новому потоку «смешных» шуточек, но вместо этого обнаружил только приветливость и желание помочь. На секунду я остановился, когда Вестер сказал, что проведёт меня до кабинета, я застыл, врос в светлый пол.

— Слушай, что опять не так с твоей аурой? Я вижу, что она запятнана чем-то чёрным, чем-то… необъяснимым.

И я ткнул его кулаком в плечо со словами:

— Отстань.

И Вестер снова засмеялся, вновь погружая воздух вокруг себя в искристое содрогание. Юноша по-прежнему щурился, и тёмные-претёмные глаза его опять насмешливо, но как-то по-доброму светились. Мне, наверное, стоило с этим смириться, поэтому я просто отпустил своё раздражение свободным потоком лететь в пустоту. Я последовал за Вестером, который уверенно вёл меня к классу истории, где проходил второй урок. Мы сели с ним вместе за одной партой, потому что, как он объяснил, сидел обычно со своей подругой, которая вместе с его сестрой совсем недавно укатила в Италию по каким-то неясным мне причинам. Вестер пообещал познакомить меня с ними обеими, но пока я не горел этим желанием и просто радовался от мысли, что мне было, где и с кем сидеть. А также с кем пообщаться, пока я не найду кого-то, кто не шутит про ауру и не здоровается со всеми на иврите.

— Леитраот! — на «шаломе» все не заканчивалось, и на выходе из школы Вестер попрощался со мной, расплывшись в безмятежной улыбке. Я удивлялся тому, как он мог постоянно улыбаться и при этом ещё что-то шутить, да так, что я даже подустал от вечного позитива за несколько уроков. Хотя я был рад от того, что не вечный пессимист сегодня подал мне руку помощи, а иначе я бы окончательно расплылся кислой лужицей по холодному школьному полу.

Стоило же мне выйти из школы, как я вновь почувствовал былое настроение, которое сегодня отражалось во всем городе. Я и сам не заметил, с каким наслаждением спускался по школьным ступеням на улицу, попадая под сильнейший ливень. Это была привычная для нашего маленького английского городка погода, но сегодня она удивительно совпала с моими мыслями. Я был сконцентрирован на размышлениях о сегодняшнем дне, пролетевшем почти как одно мгновение, но оставившем где-то внутри ощущение, что я не переживу этот год. У меня даже не было причин учиться ещё целых девять месяцев, потому что я уже не видел никаких перспектив, и я нещадно нуждался хоть в какой-то мотивации — так я думал, пока вдыхал промозглый и в какой-то степени пьянящий воздух во время дождя. Я не ощущал даже того, как по лбу стекали капли, проплывали мимо носа и оказывались возле губ. Я шлёпал по лужам массивными ботинками, увиливал от червей, роившихся в этих самых лужах, и абсолютно не заботился о том, что будет завтра. Часы уже всё равно пошли, а я не мог их ни ускорить, ни остановить. Так что пусть всё будет так, как будет — я всё ещё думал об этом, когда переходил безлюдный переход на одной из самых глухих улиц, где расположились низенькие дома с тёмно-серыми крышами и маленькими окнами. Именно так я думал, пока не заметил, как на меня со всей скоростью двигался велосипед. Не машина и не автобус, а всего лишь велосипед, ознаменовавший начало всего того, что со мной произошло. Конечно, тогда я об этом даже и не догадывался.