Страница 23 из 104
Из дневника графа Коллума Хичтон.
«Мне стоит признать: я обессилен.
Она легко прокладывает дорожку в мою душу и скоро обещает стать кем-то большим, чем обычная безбилетница на корабле. Добрая, всегда готовая помочь, эта женщина удивляет.
Порою неприятно.
Какое-то время я отчаянно пытался ссадить её с корабля и в этом не преуспел. Будто мысли читала: при подходе к берегам она пряталась, и найти её не могли ни кок, ни лекарь, ни поломой, ни впередсмотрящий, ни я. Хотя за мной эта дева порой как тень ходила.
Но то былое.
Однажды приключился шторм. Уверен, будь мы на берегах, порвала бы безбилетница паруса, как уже было. К счастью, наш корабль уцелел, но сел на мель. А на море воцарился штиль, и вскоре у нас кончились вода и еда. Боюсь догадываться, что было бы с нами, не найди эта удивительная женщина воду.
Все эти дни простоя на пустынных берегах она не попадалась на глаза, и я грешным делом думал – умерла. Но тут явилась, и с улыбкой повела за собою. Будто волшебница с прутиком – походила и нашла место, где копать.
Из земли забил источник...»
За ужином невесту никто не видел, не нашли её в гостевой спальне, на завтрак она не соизволила явиться. А лорд не счёл себя обязанным упоминать о болезни, или иначе оправдываться за невесту и выдавать знание о настоящей причине отсутствия графини за столом. Молчала и мать, хотя именно ей давали право судить недостойное поведение служанок и господ. Она могла весь приём говорить о пятне на чьем-то платье или забытом поклоне, раздувая сущую ерунду до масштаба катастрофы. А тут пропущенные приёмы пищи, когда каждый друг другу желает доброй ночи и удачного утра. Но мать молчала. Даже не ела. Всё сильнее и сильнее бледнела.
Её надежда найти поутру труп или услышать крики слуг сменились беспокойством. Мертвые не ходят, а раз неугодной невесты на месте нет, то где она? И как теперь отомстит? Расскажет сыну, мужу? Нет, она нема, да и мстить лучше без скандалов… У лекаря её не стоит более брать лекарств. Ах, лекарь! Он же сам дал ей сонное зелье!
— Сын мой, возможно, ты знаешь, где же наша гостья? — спросил виконт подозрительно.
— Прости, отец, я не знаю. Должно быть, лекарь знает. Вчера я видел кровь на нашей гостье, должно быть, раны вновь открылись.
Аппетита не было и у Леонара, а при упоминании крови он отставил тарелку. Молодой лорд плохо спал, всё думал о «действиях во благо» и преступлении Онёр, которая, как назло, не разделила ночью с ним постель. Даже не зашла, оставив мучиться сомнениями. С утра лорд её искал на кухне и спрашивал у поварят, но те лишь кланялись и говорили, что не видели Онёр. Ответственная за стол Пай ответила:
— Онёр сказала, ей в город надо. Ещё с вечера уехала. Обещала к обеду быть.
Напряжение царило до обеда. Ни виконт, ни его сын не уехали из поместья, провозившись с бумагами в кабинете. Спустились к столу при звоне курантов больших часов, и удивились, когда к ним присоединилась Химемия.
Виконтесса вцепилась в салфетку и побледнела. Обвини её невестка и подай в королевскую канцелярию жалобу – не сносить головы. Напрягся и Леонар, готовый в любую минуту встать на защиту любимой. Он и не подозревал об истинном виновнике недавнего недомогания графини.
Девушку сопровождал лекарь. Он говорил за Химемию:
— Моя госпожа просит прощения за доставленное беспокойство, у неё открылись старые раны, и она не могла участвовать в общих застольях.
Мадам Левизия очень удивилась – неужели она не обвинит её? – и испугалась. Теперь у графини есть карта против неё. Она ахнула, схватилась за сердце и со словами «мне дурно» раскинулась на стуле, позволяя слугам и семье приводить себя в чувство.
Химемия восприняла суету равнодушно. Села на свободный стул и замерла статуей. Разве что зевала временами, от чего её маска странно, даже страшно, шевелилась, натягивая бинты. Зевков не было видно, но было слышно, и они оказались столь заразительными, что двое Пай у стен и сам Леонар тоже раззевались и начали клевать носами.
Юный лорд бросал на невесту благодарные взгляды: не выдала. В ответ получал сонные. А после обеда нашлась и Онёр, и дело немного запуталось.
— О, моя Онёр! — сын виконта крепко прижал к себе любимую, и не важно, что кухня – не место для нежностей, и слуги смотрят. Мужчина взял за руку любимую и повёл в укромный угол дома. — Нам надо немедленно поговорить.
На лице Онёр отразилось удивление, она покорно пошла за лордом, не выражая опасений, но, сумей тот заглянуть в душу этой женщине – и увидел бы взведенный арбалет.
Первое, о чём служанка подумала, услышав от любовника слова «Я все знаю, Онёр» – не о покушении, которое имел в виду Леонар, а о зелье, запас которого Пай пополнила в городе.
Арбалет взведён и палец у спускового крючка – лишь тронуть кончиком мизинца и спрятанный под платьем нож пойдёт в дело, но её остановили следующие слова влюбленного лорда:
— Это ты напала на графиню. Как не разумно! Я же говорил, этого делать ни в коем случае нельзя!
Арбалет лег на полку, рука служанки уже не на ноже. Она вздохнула с облегчением, с улыбкой говоря:
— Прости, но я не пойму, о чём ты. Вот, только воротилась. Какое покушение?
Леонар не мог не верить блеску этих глаз и милой улыбке. Пусть даже она врёт, лишь он один слышал её слова у реки и заподозрил. Другим и в голову не могло прийти обвинить старшую служанку, ведь на тот момент Онёр была в отъезде. А он любимую не выдаст. Но может, правда, не она?
— Так ты не знаешь? Вчера графиню отравили.