Страница 220 из 222
- А ты хоть одного вора в законе видел? – спросила Роза после обеда.
- Конечно! Мне всё это наш вор в законе и рассказывал.
- Он был злой?
- Нет, в общем-то. Он был справедливый ко всем своим подопечным, они его уважали и слушались. Но он мог и заставить послушаться. Ещё как! Мир там, в тюрьме жуткий, конечно, но ко мне этот Борис относился по-божески, он понимал, что я там случайно оказался. Иногда даже защищал от всяких беспредельщиков, потому что видел, что я ничего в их иерархии и отношениях не понимаю. Поэтому по всему и взялся объяснять мне, что к чему.
Так вот никакой подчинённости Советской власти у бандитствующего элемента под руководством воров в законе не было вплоть до войны. Оказывается, это было государство в государстве, а я до той поры, как попал в тюрьму, даже слыхом ни о чём таком не слыхивал. Наоборот, не раз нам говорили, что Советы считали воров и бандитов социально близкими. А оказывается, там была война не на жизнь, а на смерть. Стояли насмерть, не сдавались, не колебались. Была там и своя гордость, и неподкупность, терпели и голод, и холод, сидели в одиночках, в карцерах, но не отступали от своих законов, не нарушали их.
Когда я всё это узнал, то подумал: как это по-русски! В большом, в главном, в жизнеопределяющем уступать, а в малом – стоять насмерть, не жалея себя. Если есть общее дело, общая правда, пусть даже у небольшого коллектива, то необходимо приносить этой правде себя в жертву, не особо задумываясь, так ли уж эта правда – правда, и кому эта борьба и эта жертва принесёт пользу?
В 41-м началась война. Она разделила воров в законе на тех, кто считал, что враг у них с Советской властью общий, что его надо с нашей земли прогнать, а значит, надо нарушать воровской закон, брать в руки огнестрельное оружие и идти на войну, а за собой вести и своих подопечных.
Но традиционалисты были против нарушения закона о чистых от крови руках воров в законе, они не считали нужным помогать Советам в борьбе с врагом, планируя самостоятельно бороться и с теми, и с другими, в зависимости от того, кто победит в результате войны. Собралась воровская сходка, на ней решили считать ссучившимися, то есть отступниками тех, кто согласился воевать с немцами и взять в руки оружие.
Сразу после войны произошла сучья война в местах заключения, вследствие которой элита воровского мира разделилась на ссучившихся и традиционалистов. Отступники уже не могли вернуться в существовавшую до того особую касту воров в законе, у них даже форма приёма в элиту изменилась: они стали целовать нож у ссученного вора в законе, становясь при этом тоже ссучившимся.
Традиционалисты не опускались до рэкета, у них это считалось позорным дармоедством, паразитированием на других нарушителях государственных законов, вместо того, чтобы отшлифовывать своё воровское мастерство и работать самому.
Но у ссучившихся воров не было таких ограничений и принципов, поэтому уже в начале пятидесятых прошлого века воры, вернувшиеся с войны, начали заниматься рэкетом. Они облагали данью сначала продавцов наркотиков и гостиничных проституток, а в дальнейшем и подпольные цеха, которых стало особенно много в Грузии и в Армении.
Так постепенно трансформировался уголовный мир при социализме. Именно эта беспринципная когорта бандитов и воров стала союзником либерального перестроечного режима.