Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 25 из 31



От вошедшего веяло могильным холодом и сыростью, вокруг него колыхалась волна ландышевого, вперемежку с трупным, запаха. Присев рядом со мной, он медленно снял белую перчатку и голой рукой… взял меня за руку.

Только тут я понял все!.. Это… был… мертвец!..

Это его ложе было разрыто и перекопано под окнами избушки! Никогда, даже во сне ко мне не являлись мертвецы, а тут я наяву сижу с двигающимся, будто живой, давным-давно умершим человеком и он держит меня за руку! Рука у него остыла еще в прошлом веке, а он мою не отпускал… Казалось, что он грел свою руку в моей…

Не разжимая губ, как чревовещатель, глухим, казалось, звучащим из подземелья, а не из его горла, голосом, мертвец спросил:

- Что… силушек… много… накопил?.. И… жены… тебе… одной… мало?.. Обижаешь… ее?.. Изменяешь… ей?.. Руки… распускаешь?.. Что ж, поделишься теперь силушкой-то… со мной?..

Тут я почувствовал, что теряю силы. Они вытекали из меня такими ощутимыми струями, что я всей поверхностью кожи чувствовал, как мой горячий, живой, крепкий дух сильного мужчины с огромной скоростью всасывается в ледяную ручищу злобного мертвеца. Я сразу начал вырывать из его руки свою руку, но это мне не удавалось.

Но и теперь, когда вместе с теплом в его руку потоком вливались мои жизненные силы, я, слабея с каждой минутой, все же старался сопротивляться, пытался освободиться, выкрикивая:

- Кто ты такой? Что тебе от меня надо? Кто тебе право давал решать за людей, как им жить, с кем жить, кого любить, кого ненавидеть? Кто тебя назначил судьбой над сахалинцами?

Кричу, а голос все тише и тише. Чувствую, ненадолго меня хватит. А он не игнорирует – отвечает, да так высокомерно, с презрением:

- Право казнить и миловать я себе сам взял. Никого на Сахалине нет сильнее и справедливее меня. Пусть не по всей России, но хоть на отдельном острове люди будут жить по правилам, которые я установил. Пусть не вечно. Пусть только до истощения сундука с БЕЛЫМИ ПЕРЧАТКАМИ, но за это время они привыкнут жить правильно и детей своих научат. И ты один из тех, кто будет служить им примером. Ты будешь еще долго напоминать знакомым и незнакомым сахалинцам, что их ожидает, посмей они ослушаться меня.

Чем дольше зловещий колдун высасывал из меня силы, тем речь становилась более привычной человеческому слуху. И хоть она звучала по-прежнему, как бы из подземелья, она уже не была замедленной настолько, что очередное слово не могло догнать предыдущее.



Я слабел и с горечью спрашивал его:

- Кто ты? Если ты учишь добру, справедливости, то почему столько безумной жестокости в твоих наказаниях, где милосердное прощение?

- Кто я, спрашиваешь? Я – потомок мастеров славянской магии – древней, как сам мир, могучей, как вселенная. Предки мои сколотили огромное богатство, помогая людям избавиться от болезней, неприятностей и врагов, а я с детства стал задумываться, в чем причина людских бед, почему столько нищих, обездоленных и преступников, наконец. Меня всегда удивляло, почему люди так легко переступают через собственную совесть?

Но ведь не все! Так в чем же дело? И я нашел ответ. С детства очарованный прелестной, но не зря названной слабой половиной человечества, я обратил внимание, что обиженные в семье или униженные обществом женщины вольно или невольно воспитывают в своих детях беспринципность. Они вырастают, как говорится, без царя в голове, готовыми переступить законы общепринятой общественной морали.

Подвластными мне магическими силами решил я защитить женщину в семье, наказывая каждого, кто изменит жене, кто руку на нее поднимет или обидит неуважением. Все свое состояние я истратил на учение. Долго учился наукам запретным, сверхчеловеческим, доступным лишь избранным. Собирал по крупицам знания своих предков, изучал секретные папирусы жрецов Египта, учился у тибетских монахов, индийских йогов, ездил в Мексику, где наказание человека может оплатить любой желающий, и, если мастер взял плату, человек обречен, даже, если оплативший работу мага передумает его убивать.

Я убивать не хотел, но хотел добиться, чтобы наказание было неизбежным, достаточно скорым и таким устрашающим, таким жутким, чтобы последствия этого наказания человек ощущал каждую минуту своей последующей жизни и никогда не смог бы забыть свою вину. Чтобы до конца дней он каялся за совершенный грех, а окружающие, видя это, боялись повторить его ошибку.

Жестоко, говоришь? А такова натура человеческая – страх ей нужен, угроза нешуточная и неизбежная.

- Мне хотелось возразить колдуну, доказать ему, что он ошибается, поспорить, но говорить я уже не мог. Мне не верилось, что я сижу, будто сделанный из ваты, и кажется, вот-вот развалюсь на части. Конечно, я был голоден, не пил три дня, шел без дорог, без отдыха, но чтобы так обессилить, у меня не было причин, кроме той, в которую мне не хотелось верить. Казалось, что я в кошмарном сне, и он непременно кончится, я проснусь. Но отчетливо, гулко звучал рядом со мной неживой голос, пытающегося себя оправдать, изувера:

- Из-за пустой случайности, взбалмошной моей несдержанности забросила меня судьба ссыльным на этот остров, поэтому силой чар я смог охватить только его жителей. Окажись я в день смерти в России – не допустил бы надругательства над всеми ее женщинами.