Страница 99 из 127
Для меня стало поразительной весть, что у меня четыре жены и шестеро детей при моем еще довольно юном возрасте. Каких-то воспоминаний о них, даже в малой степени, у меня не осталось, сейчас же, кроме естественного любопытства, других эмоций к столь близким людям не испытывал. Как и к родителям, не раз навещавшим меня после выхода из комы. В моей памяти и сознании стерлись все прежние отношения и чувства, начинал новую жизнь с чистого листа. Вновь привыкал к близким, прислушивался к ответному отклику души на каждого из них, зачастую расстраивал их своей реакцией.
Неровно у меня складывались отношения с приходящими проведать подругами. Я постепенно привязался к Наташе, ее ласковая и терпеливая забота преодолела начальное отчуждение. Скучал по ней, с нетерпением дожидался утра, а когда она заходила в палату - радовался, как ребенок своей матери. Она замечала мои чувства, расцветала в теплой улыбке, а потом мягко, стараясь не потревожить мои незажившие раны, обнимала и целовала. Я отвечал ей разгорающейся страстью, мы так и стояли, обнявшись, делясь взаимной нежностью и лаской. Мне было приятно каждое ее прикосновение, сам с проснувшимся вожделением трогал ее руки, плечи, грудь. Наташа с видимым удовольствием отдавалась моему влечению. Закрывала глаза, когда я целовал ее губы, нежную шею, расстегивал ворот платья и ласкал обнаженную грудь.
Совершенно иначе обстояло с Аленой и Ксюшей. Они так и остались для меня чужими, с трудом переносил их поцелуи и объятия, даже не пытаясь отвечать на них. Да и в разговор вступал только по необходимости, сам не поддерживал его. Они замечали мое отчуждение, особенно заметное в сравнении с отношением к Наташе, обижались - это было видно по их расстроенным лицам. Но не мог перебороть себя, да и не старался изображать какую-либо радость, если ее не испытывал. Постепенно они перестали приставать ко мне с нежностями, стали реже приходить и особо не задерживались, видя мое нетерпение в ожидании их ухода. Первой не выдержала сложившиеся коллизии Ксюша, где-то через три недели она простилась со мной, заявила, что возвращается к родителям. По печальному ее лицу потекли слезы, когда я сухо ответил: - Прощай. Прости меня, - голос задрожал, произнося: - Выздоравливай, Сережа, и будь счастлив.
Алена продержалась еще месяц, наверное, надеялась, что как-нибудь между нами наладится. Пыталась ухаживать, приносила всякие лакомства, однажды пришла с сыном. Но мое сердце не отзывалось на ее ухищрения, оно не дрогнуло при виде малыша, который к тому же не хотел идти ко мне. Бывшая подруга в сердцах высказалась тогда:
- Сережа, ты стал совсем чужим, холодным, бездушным! Ты же ведь раньше был совсем другим - ласковым и заботливым. А детей обожал больше других! Я не знаю, как же с тобой дальше жить. Думаю, нам придется расстаться.
Я молчал, как-то утешать, давать какие-нибудь обещания не собирался. Алена заплакала, схватила сына в охапку и ушла, не прощаясь. Душа болела от нанесенной девушке и сыну обиды, но терпел - пусть уж лучше так, чем терпеть рядом нелюбимого человека. Верная Наташа присела ко мне на кровать, обняла и тоже заплакала. Так распалась наша когда-то дружная семья, остались только я и жена, да еще дочка, Лена, такая же ласковая, как и ее мама. Наташа не раз приводила девочку, та ластилась ко мне, щебеча о чем-то, просилась на руки. Прижимал к себе малышку и оттаивал от того напряжения, что подспудно давило на меня все время.
Как-то раз, когда никого рядом не было, не выдержал, у меня на глазах навернулись слезы от жалости к себе и своей непутевой жизни, пошедшей наперекосяк после злополучной аварии. После минутной слабости одернул себя, мысленно выговорив: - Сергей, ты должен быть сильным и не ныть! Ну и что из того, что судьба сложилась так. Главное, ты выжил, теперь должен бороться, идти дальше и не сдаваться каким-бы ни было бедам и трудностям.
Сложнее, но в то же время менее мучительно, складывались отношения с Таней. Старшая подруга приходила ко мне редко - все дети на ней, да и ребенок еще грудной. Она отнеслась ко мне более мудро, чем младшие подруги, не пыталась форсировать налаживание прежних отношений. Только сидела рядом, расспрашивала о моем состоянии и лечении, рассказывала о детях. От нее веяло тихим спокойствием, я не напрягался с нею, как с Аленой и Ксюшей. Никакого влечения к Тане не чувствовал, только приязнь как к старшей сестре. Похоже, она довольствовалась таким положением, не показывала ревность, когда замечала мои ласки с Наташей. Правда, что у нее в душе творится, оставалось для меня загадкой, но я и не старался выведать о том.
В сентябре Наташа вышла на работу. После защиты и вручения диплома ей дали направление в ту же школу, возле нашего дома, где проходила практику. Прибегала только к вечеру, кормила домашней снедью, рассказывала о школьных и домашних делах, расспрашивала о моих успехах, с наступлением сумерек уходила домой. Но я не скучал без нее, обложился учебниками начальных классов и грыз азы грамоты и счета. Учился, как первоклассник, писать прописью, считать на счетах и в уме. Руки еще плохо слушались, получалось криво. Переписывал помногу раз, пока не выводил как следует Со счетом справлялся гораздо лучше. Быстро запомнил таблицу умножения и деления, а потом легко решал задачи и примеры по арифметике.