Страница 52 из 127
Решению задачи способствовало новые возможности, открывшиеся постоянными занятиями со своим даром. Они намного увеличили мой интеллектуальный потенциал, по-видимому, за счет активизации не востребованной ранее коры головного мозга. Можно сказать, я заметно "поумнел". Раньше не отличался какой-либо гениальностью, способности были выше средних, но не настолько. А с недавних пор заметил, что любое задание стал выполнять гораздо легче и без серьезных ошибок. Мне теперь достаточно получить исходную информацию, она сразу воспринимается цельной картиной, вижу разные пути к конечному результату, четко представляю нюансы каждого, достоинства и недочеты, на несколько шагов вперед прогнозирую их последствия. Проекты, с которыми я бился на работе месяцами, идя почти на ощупь, теперь не представляли сложность, с чистого листа, на основе изучения исходных условий составлял технические задания, программные продукты, а потом реализовывал почти безошибочно, с небольшой корректировкой, вносимой тут же. У меня теперь оставалось гораздо больше времени на другие занятия - с творчеством, наукой, семейными и прочими делами.
Но даже с такими способностями мне понадобились десятки, даже сотни расчетных цепей, перебрал частные гипотезы Хельге фон Коха, Харди, Титчмарша и Вороса, провел выборку огромного количества нетривиальных нулей в полосе "критической линии", только через полгода безуспешных исследований наконец-то появились обнадеживающие результаты, в июне, в самую пору сессии, смог сказать "Эврика!". Свой труд с пояснительной запиской на почти десятке печатных листах сдал Колычеву, он две недели перепроверял мои расчеты, пока не вынес свой вердикт - задача решена! Еще месяц наше доказательство гипотезы разбирали в экспертном совете института, пока не согласились с его истинностью.
После институт отправил заявку на регистрацию открытия в Международную академию, через полгода оттуда пришло официальное подтверждение о признании открытия тысячелетия с выдачей авторам, то есть мне и Колычеву, премии в миллион евро. Дождь наград посыпался на нас, как от отечественных ведомств, так и зарубежных математических институтов и обществ. Нас признали почетными академиками в десятке стран, в родном отечестве выдали Государственную премию, Колычеву присвоили ученую степень доктора наук. Я же остался обычным студентом, без диплома о высшем образовании мне не могли дать даже кандидата наук. Все награды и премии я теперь честно оставил у себя, это мой труд, пусть и с помощью святого дара.
После первого открытия, "соучастником" которого я стал, коренным образом поменялось отношение ко мне преподавателей и однокурсников. Среди тех и других поляризовались симпатизирующие и завистники, причем последних оказалось больше, особенно после второго моего открытия. Кто-то открыто высказывал свои чувства ко мне, но чаще скрытничали. Улыбались мне в глаза, а за спиной наушничали, исподтишка устраивали пакости. К сожалению, к ним присоединился Шамов, мой научный руководитель, обиженный тем, что я обошел его, не привлек к новому проекту. По-видимому, захотелось на халяву получить долю славы и немалых дивидендов, как произошло с теоремой Ферма. Да и среди других ученых мужей факультета таких оказалось немало, прямо или обиняком укоряли в непатриотизме к родному университету.
В академических кругах, как и в любой другой сфере деятельности, существует конкуренция, каждый жаждет успеха, выгоды за счет своих собратьев. Так что я, связавшись со сторонним научным учреждением, оказался на стороне конкурентов родного ВУЗа. О таком раскладе я и не думал, когда подключился к проекту Колычева. Но когда услышал от уважаемых мною факультетских мэтров прямые обвинения в подобном проступке, вначале не поверил своим ушам. Причем тут они, когда это моя личная работа, не в ущерб учебным и НИРовским делам в университете. Потом понял - самая обычная зависть, желание на чужом горбу въехать в рай. Среди подавляющей части преподавателей факультета, включая декана, я оказался изгоем, всякими путями, зачастую искусственно, создавали мне трудности.
Даже доходило до такой мелочности, как снижение каким-либо преподавателем оценки за мои проекты или контрольные по надуманной причине. Вначале я пытался обжаловать явно несправедливый выпад, но наткнулся на круговую поруку, никто не пытался разобраться объективно, напротив, обвинили в склочности, опорочивании честного имени их уважаемого коллеги. Исключить меня из университета они не могли. Как же, лауреат Государственной премии, автор двух величайших открытий, почетный академик самых уважаемых в мире научных заведений - и вдруг отчислен за неуспеваемость. Нонсенс! Но пытались создать такие условия, чтобы я сам подал нужное им заявление. Тот же Шамов лицемерно выражал сочувствие и, ссылаясь на желание "помочь" из былой дружбы, советовал перейти в другой ВУЗ.
Такую радикальную позицию, сложившуюся на факультете по отношению ко мне, я мог объяснить только личным участием Разумовского, декана. Можно было пожурить меня или наказать, но не столь же жестко! Ведь перспективный студент полезен каждому ВУЗу, добавит ему славы, как альма-матер, выпестовавший будущего гения. Декан невзлюбил меня с первого курса, каждый мой успех вызывал у него только раздражение. Я чувствовал это по его неприятному взгляду, обращенному на меня, при случайных встречах он даже не отвечал на мое приветствие. Шамов обронил как-то, что я чем-то серьезно задел факультетское начальство, посоветовал каким-то образом умилостивить его. Не знаю, что имел в виду руководитель, но лизать задницу декану я не собирался, держался с ним корректно, не более. А теперь Разумовский отыгрался, воспользовался моей "промашкой", настроил или надавил на преподавательский состав против меня.
В ответ на нездоровую ситуацию на факультете вокруг меня решил обратиться к ректору, академику Харламову. С ним раньше не сталкивался, разве только на вручении мне диплома об открытии. Заранее записался на прием по личному вопросу, в назначенный день сидел у него в приемной в ожидании вызова. И угораздило же, именно в это время сюда зашел Разумовский. Он косо посмотрел на меня, привычно не ответил на приветствие, зашел к ректору, даже не спросив секретаря. Я ждал почти полчаса, пока не вышел декан, через несколько минут меня пригласили к Харламову.