Страница 126 из 127
- Как же так, Сережа, ты же добрый и умный молодой человек, а допускаешь тяжкий грех. Должен понимать - у мужа и жены одна судьба на двоих до конца дней на земле, пока не призовет к себе всевышний. Они как половинки, прилепились друг к другу, как же может быть иначе!
Терпеливо, как объяснял когда-то своим родителям, ответил обескураженной старой женщине:
- Фаина Ильинична, я не мог поступить иначе. Мои жены, как Вы сказали, прилепились ко мне, не могли жить без меня. Видно такая у меня судьба, не стал отказывать им в счастье, резать по живому их душу. Живем мы дружно, в согласии и мире, заботимся друг о друге и обо всех детях. Старшей дочери скоро исполнится семь лет, самые младшие еще грудные. Они между собой как родные, старшие ухаживают за младшими, а те тянутся к ним.
Мои слова не убедили Мельцину, она поджала губы и упрямо продолжила:
- Все равно, Сережа, как ни оправдывай, но то, что ты живешь с несколькими женщинами - блуд. Случившего уже не воротишь, дети не должны страдать. Ради них придется тебе нести тяжкий крест, благими делами замаливать свой грех. Хотя что я говорю! Ты уже столько принес добра людям, подарил жизнь без боли и мучений, как мне, что тебе простятся и большие прегрешения!
В последующем Фаина Ильинична не поднимала эту тему, но о детях расспрашивала в каждую встречу. Я ей как-то показал прошлогоднюю фотографию всей нашей большой семьи, снятую на отдыхе в санатории, еще до пожара. Она долго рассматривала каждого, надев очки, а потом с теплой ноткой проговорила:
- А детки у тебя, Сережа, все хорошенькие. Разные, но такие милые. И жены симпатичные, особенно вот эта - ткнула пальцем на Таню, - крепкая женщина, на таких Русь держится.
После попросила оставить снимок, я потом видел его в рамке на столике у ее кровати вместе с фотографиями родных детей и внуков.
С Борисом Ниловичем складывалось иначе, но тоже по-доброму. После лечебных процедур - у него были серьезные проблемы с сердцем и сосудистой системой, перенес несколько инфарктов и инсульт, да и с другими органами далеко не ладно, - в минуты отдыха мы разговаривали на разные темы. Он больше спрашивал, а потом внимательно слушал, уточнял непонятные ему моменты. Говорили о здоровье - его, жены, их детей, я лечил всю семью президента, стал, можно сказать, домашним целителем. Интересовался моими способностями в лечебной практике, в других сферах их применения. Продемонстрировал несколько опытов с телекинезом - перемещал предметы своим полем, заставлял двигаться по произвольной траектории, левитировал, "видел" из астрала, что происходит в соседней комнате и другом конце города.
Конечно, о некоторых возможностях я и не упоминал, особенно с психическим давлением на окружающих, вселении в чужое тело и манипулировании его сознанием, да и о других своих тайных приемах. Мельцин, по-видимому, догадывался о подобном, но и показанное достаточно его впечатлило, только ахал, не стеснялся выражать свои эмоции. На старости лет, ему уже минуло семьдесят лет, как и Фаине Ильиничне, он отчасти размяк душой, держал себя не так строго, но правил страной еще довольно уверенно. У меня после более-менее близкого общения с президентом мнение о нем изменилось значительно, появилось больше уважения и понимания его воли. Как-то у нас зашел разговор о событиях прошлого, задели и проведенный им переворот, если прямо назвать отстранение от власти партийной верхушки.
Понятно, что каких-то тайных деталей, подоплеки произошедшего Мельцин не раскрыл, но и из сказанного им у меня сложилась картина драматичности тех дней. Тогда все смешалось - интересы, временные союзы, интриги разных политических сил, от крайне левых сталинистов до националистов и либералов. Власть уже не контролировала страну, пошли стихийные выступления, забастовки, погромы, межнациональные конфликты. Воспользовавшись разбродом в высших эшелонах власти, группа партийных функционеров, поддерживаемая армейскими чинами, провела путч - арестовала руководство страны, ввела в город верные им воинские части и провозгласила возврат к прежнему тоталитарному порядку. Клика продержалась неделю, основные силовые структуры и общественные движения не поддержали мятежников.
Именно в это горячее время Мельцин взял на себя организацию сопротивления путчу, в первый же его день объявил на всю страну преступным взявшую власть клику. Он единственный из влиятельных государственных лидеров проявил смелый гражданский акт и решительность, пошел ва-банк. Остальные заняли выжидательную позицию, открыто не присоединяясь к мятежу, но и не выступая против. Мельцин возглавил массу недовольных, к нему присоединились могущественные союзники, сделавшие свой выбор. Новый лидер действовал напористо и активно, не в пример путчистам, все еще ждущим поддержки от других политических сил и силовых органов. Возглавляемый им комитет национального спасения силами перешедших на его сторону воинских частей заблокировал Кремль с засевшими там путчистами, выдавил из города остатки армейских подразделений, поддержавших мятежников.
Удалось обойтись без боевых столкновений, те сами уходили, едва завидев идущую на них силу. Потеряв всякую силу, организаторы путча сдались после ультиматума комитета. После занятия Кремля Мельцин объявил о низложение клики и принятии на себя всей власти в стране до проведения всеобщих выборов. Передавать ее как на блюдечке скомпрометировавшему себя безволием и слабостью прежнему руководству не стал. По всей стране прошли митинги и собрания в поддержку нового лидера и широко пропагандируемую стратегию перехода от диктата партии к демократизации всего общества. Активная компания дала прогнозируемый результат. На первых выборах президента Мельцин получил поддержку подавляющей части населения и с присущей ему смелостью взялся за реализацию свои реформ.