Страница 37 из 63
На следующий день после возвращения я надумала закатить мужу обед с пирогами по рецепту своей незабвенной бабули. Несмотря на протест Мирны, я с удовольствием возилась с тестом, приплела покладистого Брента чистить картошку; даже Драхмар, на свою голову заглянувший на кухню, получил задание лепить и начинять. Мы все порядком устали: я запретила использовать магию, опасаясь нарушить классический рецепт и всё испортить. Зато результат получился таким, что умелица-Мирна обзавидовалась вчистую!
Народ во главе с котом чудовищно обожрался, все меня нахваливали, что было очень приятно. И только я сама с удивлением отметила, что совершенно, ну вот совсем-совсем не хочу есть. Даже не то, чтобы не хочу, а не могу. Организм внезапно взбунтовался и мстительно пообещал выдать всё обратно, если я его не послушаюсь. Я рассеянно с ним попрепиралась, но решила всё же подчиниться, авось до завтра что-нибудь останется. Резко поднялась из-за стола, чтобы сбегать на кухню хотя бы за яблоком... И красиво кувыркнулась в обморок.
Видимо, Гордин успел меня поймать, потому что, когда я очнулась, вроде бы ничего не болело. Он положил меня тут же, в столовой, на диванчик и теперь встревоженно таращился и всё спрашивал, что со мной случилось. Как будто я знаю!
Краем глаза я заметила, что Драхмар вдруг удивлённо выпучился, а потом захихикал и полетел пожимать своему ученику руку.
Гор недоумённо посмотрел на него, тот ткнул в меня пальцем, заставляя получше присмотреться... К чему? У меня что-то не в порядке? Платье задралось?
- Ну хватит уже в загадки играть! Что вы так на меня уставились?
У Гордина медленно отвисла челюсть, потом он вдруг стремительно покраснел и, наконец, бросился меня обнимать.
- Хоть кто-нибудь скажет мне, в чём дело? – жалобно вопросила я.
Муж поднял на меня сияющие глаза.
- Прости, я сразу и не понял... Цвет. У тебя появился другой цвет...
- Какой? Я заболела, что ли? А чего вы тогда радуетесь?
- Потому что я и представить себе не мог... так быстро... Ох, я сейчас с ума сойду!
Я адресовала ему убийственный взгляд.
- Не волнуйся, всё хорошо. Всё очень хорошо... Синий цвет – это цвет новой жизни. Вот здесь, - он прикоснулся к моему животу. – Здесь теперь мой сын.
Я распахнула рот в лучших традициях Мирны.
- А... ээ... Ты уверен?
- Да! Синий – это мальчик, был бы белый – девочка... Ты рада?
- Нуу...
Кто бы мог подумать... Ребёнок. Так быстро. Когда мне сказали, что он «получается» только по взаимному согласию. Наврали? Или для колдуна «закон не писан»? Или я сама в душе этого хочу?
Я попыталась было проанализировать свои ощущения, но вместо этого гордо и загадочно снова лишилась чувств.
С этого дня моя жизнь сильно изменилась, причём не в лучшую сторону.
Какое-то время я и вправду чувствовала себя не очень – слабость, ещё пара обмороков (ну хоть не тошнило, видимо, в «сказочке» героиням такого по роли не положено), но потом всё прошло, и я вознамерилась продолжить привычный образ жизни. А вот фиг мне дали! Гордин категорично заявил, что в таком состоянии я могу благополучно распрощаться с уроками колдовства (опасно!), прогулками вне замка (далеко, тяжело!) и любой утомляющей деятельностью, включая готовку и даже чтение чересчур умных книг. Я сначала подумала, что он шутит... Где там! Моему покладистому прежде мужу словно вожжа попала под хвост. Он так зациклился на этом ещё нерождённом ребёнке, что мне временами становилось просто не по себе. Да, я, конечно, понимаю, что он волнуется, что хочет как лучше (для него или для меня?), но разве из-за этого надо снова превращать жену в какую-то пленницу?! Чтобы сидела на месте и вышивала крестиком, что ли??
Моё настроение портилось с каждым днём, и вскоре получило «почётное» повышение до самой настоящей депрессии. Гордин носился по замку, пытаясь что-то переделать под ребёнка, а когда находился рядом со мной, говорил почти исключительно на эту тему. В физической любви мне было отказано из-за каких-то дурацких суеверий; дабы пресечь мои регулярные приставания, муж сбежал в свою старую спальню. Я так привыкла, что он всегда рядом – большой, горячий, нежный, что стала плохо спать, периодически хныкая в подушку, и по утрам вставала совершенно разбитая. Нельзя сказать, что Гордин перестал уделять мне внимание, но мне казалось, что он видит во мне уже не женщину, а лишь вместилище для любимого будущего сыночка. Я ужасалась тому, что иногда начинаю его тихо ненавидеть, но ничего не могла с этим поделать. Мы ни разу не поговорили по душам - о том, что я чувствую, о том, как мне сейчас нелегко, ведь Гордин был абсолютно уверен, что я тоже нахожусь на седьмом небе от счастья. В конце концов, это ему сейчас сорок два года, можно уже и созреть до детей, а мне только двадцать один, и я не готова. Просто не готова!
И нет со мной рядом моей милой мамочки, чтобы успокоить, научить, поддержать, нет опытной подружки, которой можно рассказать о своём, о женском...
Я впервые чувствовала себя здесь одинокой и по-детски беспомощной. И вдруг поймала себя на том, что хотела бы однажды открыть глаза – а ничего этого нет.