На пороге зимы

— Погоди. Подай ларец.

Ларец, где хранились императорский указ и личная Ардерикова печать, Верен брал, как хрупкую драгоценность. Осторожно поставил на стол и, как завороженный, смотрел, как Ардерик открыл крышку ключом, висевшим на шее, поставил внизу исписанного листа своё имя, подсушил чернила у свечи, затем капнул на бумагу воском и оттиснул герб.

— Домой писал, — объяснил он наконец Верену. — Смотри и запоминай: сюда кладу.

Свернутый в трубку лист лёг в ларец. Ардерик щёлкнул замком, и Верен спохватился:

— А ты не поздно взялся писать-то? Война позади. Весной бы уж писал, чтобы сразу и отослать.

— Война, Верен, только начинается, — мрачно пообещал Ардерик. — И знаешь, я мало сомневался, что выйду живым из переделки с Шейном, а в поединке с ним и вовсе был уверен, что покончу с заразой одним ударом. Теперь же одна тьма знает, чем всё это обернётся. Так что смотри и запоминай, как и что. А теперь иди.

— Погоди! — Нетерпение Верена как ветром сдуло. — Ты чего? Это, мол, ты замок чуть не сдал? Так теперь-то ты победил! Рик, ты же сам видел, никто не ушёл! И победа твоя!

— А ты, верно, не слыхал, что победа достаётся не людям, а гербам? За победителей нынче граф да Лиам, и ещё поглядим, уделят ли они хоть кроху славы барону или сметут его, как сор. Помяни моё слово, Верен, скоро тут такое заварится, что нам осада покажется за счастье.

— Расхлебаем, — уверенно сказал Верен. — Хочешь, я пойду расспрошу Такко, что слышно?

— И думать забудь! Забыл, что они заодно теперь? Не приметил ту штуку с гербом у него на шее? Нет, Верен. О пустяках болтайте на здоровье, а в серьёзные дела не лезь. Это я по уши увяз, а ты…

— И я с тобой, — заверил Верен. — А теперь ты бы поспал, а?

Он хорошо знал манеру Ардерика вспылить из-за ерунды. Правда, прощальных писем сотник ни разу не писал… впрочем, что знал об этом Верен, знакомый с ним чуть больше полугода? Может, у него дома сундук забит такими письмами.

— Посплю, чего не поспать… — отозвался Ардерик. — В другой раз я бы караулы пошёл проверять, а сейчас чего! Хоть весь день спи!

На дворе заржала лошадь, на неё прикрикнули, затем послышалась брань — кажется, развязались навьюченные тюки. Верен вздохнул и присел на край недовольно скрипнувшего стола.

— Расскажи, что я вчера проспал? Что такого стряслось? Вместе думать лучше, чем одному.

Ардерик потёр лицо ладонями, шумно выдохнул и поднял на Верена покрасневшие от бессонной ночи, но прояснившиеся глаза:

— Не бери в голову. Иди лучше, куда собирался, пока штаны не обмочил. Иди, иди! Может, и правда пронесёт.

— Непременно, — заверил его Верен. Окинул ещё раз внимательным взглядом и сдёрнул с крючка плащ. — Я быстро!

***

Быстро не получилось: Верен не упустил случая потолкаться среди лиамцев. Попрощался с ребятами, с какими успел свести знакомство, получил три приглашения на свадьбы и два на Летний Перелом, пообещал приглядывать за оставленными в Эслинге ранеными, непременно явиться летом в Лиам поглядеть на прославленные солеварни, и благоразумно умолчал, что надеется к лету убраться с Севера да подальше.

Барона нигде не было. Похоже, маркграф запер его надолго. Зато на ступенях вскоре показалась баронесса. Верен только сейчас заметил, как сказалась на ней осада: лицо осунулось, весь облик будто бы поблек. За ней следовали служанки — кажется, все пятеро. Верен нашёл знакомую фигуру, из-под капюшона которой выбивались золотистые локоны. Бригитта, словно почуяв, повернулась, их взгляды встретились. От воспоминания, как вчера она вздрагивала в его объятиях, обдало мучительным и жарким. Верен торопливо кивнул ей и поспешил отвести взгляд.

— Эслинге в неоплатном долгу перед Лиамом, — заговорила Элеонора, и её негромкий голос непостижимым образом пробился сквозь шум сборов. — Но это не значит, что ваша помощь не будет оплачена. К осени вам доставят лучший лес и хлопок из моих владений на юге. Сверх того я приложу усилия к снижению налогов на соль и рыбу. А сейчас примите скромный дар в подтверждение моих слов и в благодарность за вашу поддержку в трудный час.

Она медленно спустилась со ступеней и вынула из-под накидки меч в богато украшенных ножнах.

— Этот клинок принадлежал моему отцу. На Север его привезли имперские воины, отдавшие жизни в борьбе с нашим общим врагом. Он привык к сильной и верной руке. Лиам веками торговал с Империей, дружба между нами прочна и нерушима. Пусть южный клинок в руке истинного северянина снова скрепит наш союз.

Лиамский военачальник принял меч с поклоном и сразу обнажил его. Клинок вспыхнул, отразив свет факелов. Под одобрительный гул лиамец сделал несколько выпадов, взвесил меч в руке и с видимым сожалением вернул его в ножны.

— Север переживает неспокойные времена, — продолжила Элеонора. — Времена, когда легко встретить предательство от брата и найти поддержку у чужаков. Подвиги доблестных сынов Лиама навсегда останутся в веках. Прощайте, господа. И помните, что Эслинге не забудет вашей помощи.

— Я пришлю вам отборной соли к лету, — пообещал лиамец, сжимая меч в руках.

На лице Элеонора мелькнула лёгкая улыбка:

— Почту за честь. И, прошу, не забудьте пару бочонков прославленного лиамского эля. Я с радостью обменяю их на южное вино!

— Хорош обмен! — захохотали в толпе.

— Крепковат для вас будет, — ухмыльнулся лиамец.

— В последние дни мои вкусы странным образом переменились, — негромко сказала Элеонора. Если бы Верен не подобрался поближе, не услышал бы вовсе. — Эль и солёная рыба стали моими лучшими спутниками. Я буду благодарна, если вы скрасите мои будни полюбившимися угощениями. В добрый путь, господа! Да будет ваша дорога тверда, рука крепка, а весна — скора!

Прощальный кивок — и баронесса скрылась в замке. Лиамцы обступили военачальника, снова обнажившего подаренный меч.

Верену больше нечего было делать в дворе. Он ещё немного потолкался, поглазел на вспыхивающее небо и собрался вернуться к Ардерику, но в дверях столкнулся с Такко.

— Посмотреть вышел? — спросил Верен, мотнув головой в сторону крыльца.

— Ага. А тебе полегчало, смотрю.

— Да что мне сделается, — отмахнулся Верен. — Погоди-ка! Это ты мне вчера настойку принёс?

— Я? Мне что, заняться больше нечем, как тебе настойки носить? — возмутился Такко и как-то быстро поспешил сменить тему: — Я вчера твою подружку по всему замку искал, чтобы бумагу подписала, вот. А ты с ней не прогадал!

— Она мне не подружка, — возразил Верен. — Так…

— Так — это подружка и есть, иначе уже невеста выходит, — уверенно заявил Такко. — Хороша! На Кайсу немного похожа, только красивая. И стройная. И… Тебе подойдёт, в общем.

— Уймись, а? Она, поди, тоже какого-нибудь барона дочка, а я кто?

На лице Такко читалось столь явное торжество, что Верен только рукой махнул. Окинул взглядом тощую фигуру друга под распахнутым плащом и легко толкнул его к двери:

— Не торчи на морозе. О! А знаешь, как узнать, силён ли мороз?

— Струя на лету замерзает?

— Не. Про струю — сказки. Идём на башню, покажу.

Способ подсказали местные ребята. Правда, испытать его Верену не доводилось, но вот и случай представился и совет проверить, и уйти от неловкой темы.

У подножия лестницы он остановился и глянул на Такко:

— Запахнулся бы. Граф, говорят, на тебя ценное снадобье перевёл, пока ты болел.

— Ерунда, — отмахнулся Такко, но плащ всё же запахнул. И с сомнением посмотрел на Верена: — А ты подъём одолеешь?

— А то! Что там эта башня, две с половиной сотни ступеней. Да и надо расхаживаться.

На смотровой площадке было морозно. Северный ветер выдувал тепло из-под плащей, щипал за уши. Небо над головой вспыхивало лиловым и розовым. Казалось, протяни руку — и погрузишь ладонь в цветной туман.

— В общем, гляди. — Верен поманил за собой. — Подходишь к краю, плюёшь вниз и слушаешь, зазвенит или нет. Если звенит — значит, мороз силён.