На пороге зимы

Оллард! Ещё вчера имя облетело замок, как огненная стрела, разом осветив для Верена события последних дней. У Олларда они с Такко просили работу, оставшись летом без денег в чужом городе. От Олларда Такко получил заказ на лук и у него же остался, не предупредив. Верен помнил, как пытался оттянуть выход обоза, куда они всё же нанялись охранниками, с нетерпением оглядывался на дорогу и вызвался сторожить в первую ночь, ожидая, что задержавшийся друг вот-вот выйдет к костру. Встретились они уже здесь, на Севере, и никто так и не узнал, что Такко делал у графа, за что получил богатую плату и почему нынче боялся его больше, чем холеры. Верен клял друга последними словами за то, что скрыл эту историю, а заодно и себя за то, что не вытряс побольше подробностей. Теперь Оллард сидел во главе стола, как будто так и надо, Такко мёрз в подземелье, а Ардерик почему-то не спешил отправлять его из Эслинге. Верена до сих пор передёргивало от взгляда, которым окинул его Оллард, входя в замок. Верен тогда отступил ещё дальше в тень за плечом Ардерика, но отчего-то не сомневался, что маркграф его узнал. А значит, мог предположить, что и Такко где-то близко.

Зато предательство барона должно было вот-вот открыться. Верно, оттого он и сидел с кислым видом, поднимая рог из одной учтивости. Напряжение над столом ощущалось кожей, воздух был тяжёл, как перед грозой. Теперь в Империи узнают всё, и барона будут судить как изменника.

— Мы не предполагали, что помощь придёт с востока, — голос Элеоноры тёк сладким мёдом. — Мы почти отчаялись, едва не приняли вас за врагов.

— Ещё бы, — отвечал ей Оллард. — Местные говорят, на востоке неспокойно. Отчего вы сразу не попросили прислать подкрепление?

Верен затаил дыхание. Вот сейчас баронесса выложит всё о предательстве барона, и ему не удастся выкрутиться! Но вместо этого услышал тот же мягкий голос:

— К несчастью, в начале зимы голубятню охватил мор. Много птиц погибло, а остальные, видимо, оказались слишком слабы, чтобы долететь. Вы так вовремя подоспели и спасли нас!

Верен поперхнулся воздухом от такой наглой лжи и с отчаянием посмотрел на Ардерика. Сотник пожал плечами и опрокинул в себя очередной кубок.

— Я слышал, в здешних краях зимние моры — обычное дело, — заметил Оллард. — Большая удача, что зараза не распространилась по окрестностям и даже не затронула домашнюю птицу.

— Мы приняли меры, — ответила Элеонора и сделала знак Грете, застывшей вместе с Бригиттой у столика с кувшинами. — Ещё вина?

— У оруженосцев, которых сажают за верхний стол, обычно бывает лицо повеселее. — Ардерик толкнул Верена локтём и перелил ему в кубок половину своего. — Развлекайся сегодня, чтобы были силы разгрести то, чем нас приложит завтра.

Опережая вопросы, он мотнул головой и указал подбородком на зал. Верен снова отхлебнул вина, на этот раз разобрав привкус лесных ягод, и уставился на длинные столы, концы которых почти терялись в сумраке зала.

Блюда и кувшины пустели на глазах; руки в кожаных и железных наручах расхватывали куски едва ли не раньше, чем еду ставили на стол. Верен снова подумал о тех, кто не сомкнул глаз во время осады, а сейчас выбивался из сил у кухонных печей или готовил гостям постели. Но додумать мысль не успел, ощутив прикосновение к локтю. Бригитта, изогнувшись под тяжестью кувшина, обходила гостей и наклонилась наполнить его кубок.

Верен впервые видел её в праздничном платье и загляделся, разом позабыв обо всём. Он ничего не понимал в женских нарядах и только выхватывал детали: мягкие складки цвета лесного мха, вышитые мелким и жёлтым, ожерелье из голубых камней, длинные серебряные серьги. Высвобожденные из причёски локоны золотистым водопадом струились по спине, широкие рукава ниспадали, открывая руки чуть ли не до локтей. Бригитта прошла дальше, снова наклонилась над столом, и сидевший рядом воин сгрёб её в объятия. Одна пятерня зарылась в волосы, вторая огладила самый низ спины. Верен рванулся было подправить обидчику зубы — не здесь, ясное дело, вызвать сперва хоть в коридор, — но Ардерик удержал за плечо:

— Сиди, чего ты? Защитник нашёлся! Никто ж в угол не тащит. Убудет от неё, что ли?

Бригитта высвободилась под дружный хохот и пошла с кувшином дальше. Верен как будто впервые увидел жаркие взгляды, скользившие по её рукам, нежной шее, груди, туго обтянутой корсажем… Бригитта держалась прямо, но напряжённая спина и крепко сжатые губы выдавали, что она всё замечает.

— Можно подумать, сам никогда не щупал девок по трактирам, — буркнул Ардерик. — Запал на неё или как?

Верен покачал головой.

— Ну и правильно. Такие красотки не для нас с тобой. Поди, дочка какого-нибудь обедневшего барона. Серебра за душой меньше, чем у тебя, зато спеси… ещё жениться на ней потом… Попроще найдём. А баронских да графских дочек лучше за милю обходить. И вообще нечего нам лезть в дела знати. Они чего-нибудь не поделят, а нам разгребать.

Метнул взгляд в сторону баронессы и помрачнел.

Верен всё же поймал Бригитту за локоть, когда она снова проходила мимо:

— Если баронесса потребует… ну… чтобы ты… с гостями там… Приходи к нам, что ли…

Бригитта насмешливо фыркнула и выдернула руку. Верен проклял своё косноязычие: ясно, что она подумала, надо было сперва прикинуть, что говорить… Нет, прав был Рик: такая красавица не для него. И хорошо — без того хватало забот.

Он снова принялся рассматривать зал. Бригитту больше никто не обижал, а Грета, тонкая, темноволосая, в винного цвета платье, смеялась шуткам и умело уворачивалась от объятий и шлепков. Сколько раз Верен сам не упускал случая потискать трактирную красотку — да что там, не позже как на Зимнем Переломе обнимал девчонку и даже имени не спросил… И слова не сказал, когда сразу после него она пошла к другому — понятно было, что на всех девок не хватит, надо делиться. Север ломал его, заставлял задаваться вопросами, которые раньше и в голову не приходили.

***

— Надо было добить их вчера!

— Облить стены маслом и поджечь, как они жгли солеварни!

— Заодно поглядели бы, что ярче — пламя или Шейнова башка!

Военачальники Лиама и Северного Предела перекрикивались через стол, навалившись грудью на опустевшие миски. Тенрик давно перестал поднимать рог и сидел молча, опустив глаза, как провинившийся школяр. Элеонора зябко передёрнула плечами. Она мёрзла в открытом платье, но положение было слишком серьёзным, чтобы отказываться от привычного оружия. Она оставила наплечники и пояс с кинжалом, но кольчугу сняла. Теперь вырез тёмно-синего платья и шнуровка рукавов открывали ровно столько, чтобы приковать к себе взгляды мужчин и не оскорбить хвалёную северную добродетель. От одной мысли, что придётся выгораживать Тенрика, Элеонору трясло больше, чем от холода. Но закон был неумолим — женщина носит титул до тех пор, пока жив хоть один мужчина в роду, а значит, Тенрик должен жить.

Вкус вина не изменился, и жареное мясо по-прежнему возбуждало аппетит — впрочем, было слишком рано, чтобы что-то почувствовать. Близость с Ардериком случилась в самые правильные дни, но тело пока никак не заявляло о новой жизни, как ни вслушивалась Элеонора в ощущения. Значит, Тенрик должен жить.

Элеонора не сомневалась, что с северными соседями удастся договорится. Конечно, одной улыбкой и низким вырезом дело не решить, придётся делиться лесами и пастбищами, весной выписать из Империи хороших лошадей и оружие, а ещё отстроить эти клятые солеварни! Элеонора мысленно застонала — предстояло столько расходов… Зато лиамцы на какое-то время успокоятся, и сведения о предательстве Тенрика не уйдут в столицу.

Вернее, не ушли бы, если бы столица сама не явилась на Север.

Элеонора повернулась к Олларду:

— Надеюсь, утром вы хотя бы получили удовольствие от здешних видов. Ужасно обидно упустить победу.

— Да, — кивнул Оллард. — Но вчера люди слишком устали и замёрзли, чтобы идти на приступ. Полагаю, вам уже рассказали, как мы две недели наслаждались красотами местных лесов, размышляя, как подобраться к замку незамеченными?