На пороге зимы

Он оглянулся на замок и снова на горы. Каменные твердыни словно переглядывались через пустошь, спорили, делили старшинство.

— Расскажи ещё о Бор-Линге, — попросил он лиамца. — И о Шейне. И о старом бароне. Вообще обо всём, что у вас тут творилось.

Верен за спиной тоже слушал, раскрыв рот. Впрочем, поглядывать по сторонам он не забывал, и в сердце Ардерика закрадывалась гордость. Верный меч, послушно лежавший в руке — вот кем был Верен, и Ардерик даже не мог сказать, за кого больше радовался вчера, когда оказалось, что умирать пока не придётся — за себя или за Верена, не заслужившего смерти в первом же походе.

Или за Элеонору, не заслужившую смерти вовсе.

Ардерик оглянулся на замок, где его — в кои-то веки! — ждали, и ощутил непривычное тепло в груди. Сближаться с Элеонорой было непростительной ошибкой, мальчишеской глупостью. Но и забыть её было теперь немыслимо. Как доверчиво она льнула к груди, как пылко раскрывала объятия, как бесстрашно стояла за плечом с твёрдой рукой на бесполезном кинжале! Нельзя было тогда терять голову, думать, что всё потеряно, что на пороге гибели позволено всё. С приходом подмоги Элеонора вновь стала баронессой и замужней женщиной, и это меняло всё и… ничего.

В первую очередь не отменяло клятвы защищать и беречь её.

Стало быть, нечего было и думать рассказать маркграфу Олларду всю правду об измене барона и хоть так отомстить за перебитую сотню — ведь тогда Элеонора точно потеряла бы Север. Всё запуталось, нити переплелись в одну крепкую паутину. Потянешь одну — порвётся совсем в другом месте.

Впрочем, Ардерик всё больше уверялся, что война была для Олларда лишь поводом приехать на Север. Верен всё утро просил спровадить друга-лучника в Лиам, подальше от маркграфских глаз, но у Ардерика были свои соображения на этот счёт. Если они окажутся верными, то добиться расположения маркграфа будет несложно. А это значило, что весной в столицу уйдёт правильный отчёт, и Эслинг получит своё только после того, как Элеонора обзаведётся наследником… Его, Ардерика, наследником.

Здесь положение запутывалось окончательно.

Чтобы прогнать назойливые и бесполезные мысли, Ардерик вновь вслушался в речь лиамца. Тот снова рассуждал об убытках и о том, как заставит Эслинга — не одного, так другого — заплатить за всё.

— Встречу Шейна — шею сверну, — цедил он сквозь зубы. — Кипит в Эслинге, а жжётся весь Север. С одних солеварен убытка марки на четыре! А Тенрик тянет… Я вчера прямо сказал — мы пришли защищать себя, а не его.

— Будете требовать назначить нового барона? — как бы невзначай спросил Ардерик.

— Зачем? Пусть выправляет, что напортил, а там посмотрим. А то кто знает, кого вместо него пришлют… — Лиамец бросил на Ардерика испытующий взгляд и всё же продолжил: — Я с графом этим особо не говорил, он птица не нашего полёта, но тебе скажу, что Тенрик хоть и распустил младшего брата, а всё же люди при нём сыты. Налоги не задирает, берёт ровно столько, сколько столицей положено. Если угомонит братца, то и пусть сидит. Новый-то сразу возьмётся порядок наводить… межи проверять, леса пересчитывать…

— Севером должен править северянин, — кивнул Ардерик. — Я бы и сам поглядел, как барон себя поведёт. В Империи не найти рода, чьё имя не запятнано предательством — все хоть раз да оступались…

— Не все.

Маркграф Оллард подобрался незаметно за шумом отряда. Держался он сдержанно, даже отчуждённо, но всё же не так, как обычно ведут себя, когда собираются обвинить всех собравшихся в государственной измене. Невозможно было понять по его лицу, слышал ли он что-то, и если слышал — что именно.

— Что, господа, вы намерены преследовать врага в горах?

Ардерик и лиамец переглянулись. Никому не хотелось прослыть трусом, да ещё перед лицом императора, которому маркграф, несомненно, собирался докладывать обо всём.

— Неплохо бы для начала понять силы противника, — медленно проговорил Ардерик. — Признаться, я уже один раз недооценил их…

— Вы человек военный, опытный, — ответил Оллард, и невозможно было понять, говорит он серьёзно или насмехается. — Вашему мнению можно доверять. А вы что скажете, почтенный?

Лиамец молча кивнул. Он разом утратил всю свою словоохотливость и, похоже, благоразумно предоставил разговор двум имперцам.

— Я бы ещё проведал деревни в лесу, — добавил Ардерик. — Если кто и знает горные тропы, то местные пастухи. Я узнал от них много дельного, пока мы строили укрепления.

— По меньшей мере одна деревня уцелела, — заметил Оллард. — Значит, заглянем туда, расспросим жителей и вернёмся в замок. Да, едва не забыл: здесь все ваши люди? Все, кто уцелел?

— Почти, — небрежно ответил Ардерик. — Кое-кто остался в замке. А что?

— Ничего. Их так мало. Должно быть, печально потерять целую сотню. Надеюсь, мы будем удачливее.

Нестройный шум голосов, оружия, стука копыт за спиной отзывался острой тоской, и Ардерик крепче сжал поводья. На что Оллард книжный червяк, а смекнул не соваться сразу в пекло. Как знать, как бы всё обернулось, если бы Ардерик тоже сперва заручился поддержкой соседей? Или хотя бы разузнал, с кем придётся иметь дело? Сейчас Ардерику казалось, будто с тех пор прошло лет десять и сам он давно перешагнул сорокалетний рубеж — так много всего перегорело, перемололось, было потеряно и обретено за эти три месяца.

Он оглянулся на Верена, уткнувшегося взглядом в лошадиную гриву. Его лицо снова было озабоченным и растерянным. Что ж, Север заставил многих расстаться со своими заблуждениями, пора было расстаться с ними и Верену. Если предположение Ардерика верно, и Олларду нет дела до северных разборок, значит, в столице не узнают ничего сверх меры, головы не полетят, и план Элеоноры не рухнет.

И сын Ардерика, безземельного имперского сотника, станет следующим бароном Эслингом.

Ардерик ударил лошадь по бокам, поднимая в рысь. Забот было много, а времени до сумерек — слишком мало, чтобы тратить его на пустые мысли и ещё сильнее запутывать тугой клубок.

***

Людей в пиршественный зал набилось, как сельдей в бочке — без малого три сотни. Верен диву давался, как быстро замок превратился из крепости в гостеприимный дом. Дети и женщины, несколько часов назад подносившие стрелы и кипящее масло, сейчас сбивались с ног, подавая к столу полные кувшины и дымящиеся блюда. Верен ждал, что ему поручат если не прислуживать за столом, то нести стражу, но Ардерик потянул его на скамью рядом с собой:

— Ты бился, как ополоумевший по весне кот. Если кому вздумается сложить обо всём этом недоразумении балладу, тебя в ней точно не забудут. Кидай зад рядом с моим, и пусть только попробуют вякнуть, будто тебе здесь не место.

Никто не вякнул, и Верен восседал вместе с Риком на самом верху, за главным столом, пусть и с краю. Дальше расположился лиамский военачальник, в середине сидели баронесса и маркграф, занявший хозяйское кресло, на месте почётного гостя мочил усы в вине хмурый барон, а правый край стола занимали Дарвел и военачальник из Северного Предела. Остальные воины расселись по старшинству за двумя длинными столами вдоль зала. В каминах пылали огромные поленья, под столом отирались собаки, выпрашивая кости, в кубки лилось густое вино и пенное пиво, и всё до крайности напоминало первый ужин в Эслинге — когда ещё была жива сотня, и все они верили барону, со дня на день ожидая подкрепления. Даже Такко не было — точь-в-точь как тогда.

Зато кресло хозяйки в этот раз не пустовало. Баронесса с самоцветами в волосах и свежем платье расточала гостям улыбки, а слугам — строгие взгляды. Верен не решался особо разглядывать лица, и видел больше руки — тонкие холёные кисти баронессы, которые ныне цвели ссадинами и ожогами, широкие ладони Эслинга, в которых ломались козлиные кости, и бледные руки маргкрафа, в которых он с интересом крутил оправленный в золото рог для вина.

— За гостеприимство хозяев, — поднял он рог, и зал отозвался дружным рёвом.

— За дружбу и помощь! — хмуро ответил Эслинг, и воины столкнули над столом кубки, чаши, рога, расплёскивая хмельное питьё. — И за здоровье уважаемого гостя — маркграфа Олларда!