На пороге зимы

— Не сомневайтесь, — парировала Элеонора и отставила бутылку, не преминув игриво огладить горлышко. Не соблазняя, но дразня. — Так вот, раз вы в ссылке, значит, мы можем быть полезны друг другу.

— Элеонора, — отозвался Оллард устало, — вам нужна помощь? Попросите. Обсудим. Только помните — у вас нет ничего, что могло бы меня заинтересовать.

Элеонора улыбнулась.

— Вы ошибаетесь. Я кое в чём солгала вам. Мне есть что предложить. И отказаться будет крайне неразумно с вашей стороны. — Она помолчала, подбирая слова и стирая с лица улыбку. — Я не беременна.

— Это, позвольте, как? — Кубок со стуком опустился, брызнув багровыми каплями. — Вы даже от Ардерика не смогли забеременеть? Да на что вы вообще годитесь?

Элеонора прикрыла глаза, защищаясь от безжалостной прямоты:

— Вам ли не знать, как трудно бывает зачать наследника?! Вы жестоки ко мне, маркграф Оллард. Вам совсем неведомо милосердие?

— Нет. Зато нам обоим ведомо, что барон может развестись с вами не позднее следующей зимы. И столица не заступится за вас, потому что без законного наследника Север обречён на вечную грызню. Добудьте младенца, откуда хотите, делайте что угодно, но чтобы в условленный срок наследник был!

— Как вы радеете за благо Севера!

— Всего лишь жду вменяемых поступков, раз вы собрались здесь править. Выходит, вы солгали, когда хвастались, что смогли наконец зачать?

— Не лгала! Ошиблась.

— Ваша ошибка дорого обойдётся всем нам. Придумайте что-нибудь! Ко мне-то вы зачем пришли?

Элеонора перевела дух. Нельзя оправдываться, нельзя просить. Она присела на край стола, небрежно сдвинув бумаги.

— Потому что вы заинтересованы в наследниках не меньше меня. А я не могу зачать от тех, кто ниже по рождению.

Растерянность, замешательство, нервное движение рук — уже ради этого стоило затевать разговор! Элеонора опёрлась на стол, приблизилась почти вплотную, обмирая от того, насколько он чужой, другой, как иначе мыслит и чувствует:

— Не воображайте, ничего личного. Нам обоим нужны наследники. Нам обоим претит нарушать чистоту породы. В вас я уверена, у вас была дочь. А о плодовитости женщин моего рода ходят легенды. Что скажете?

Откажет — и Элеонора убьёт его тут же. Оглушит хоть кубком и вонзит кинжал в горло. Да что он знал о том, как она старалась! Как скрыла лунные крови, стирая бинты в лекарской, как унижалась, обхаживая Ардерика. Её верный воин отдалялся, и Элеонора так и не сказала прямо, что нужно попробовать ещё. Слишком больно было бы услышать отказ. А ещё душил страх, что причина всё-таки в ней. Ардерик так и уехал на восток, а она осталась наедине с сомнениями… и Оллардом.

Теперь в его глазах читался не то испуг, не то брезгливость, не то что-то ещё.

— Я, видимо, неверно понял…

— Вы поняли верно.

— Но… с чего вы решили, что меня заинтересует ваше… предложение?

— А вы думаете, вам позволят жениться снова? — Она склонила голову и изогнула бровь: — Я — ваша последняя надежда оставить потомство. Вы же все помешаны на продолжении рода. Какая ирония, что с каждым поколением это нехитрое дело давалось вашей семье всё труднее.

— Как знать. Я всё же справился лучше вас.

Элеонора расхохоталась и хлопнула ладонью по столу, заставив кубок вновь вздрогнуть. В выдержке Олларду не откажешь.

— Значит, справитесь снова. Мне не меньше вашего жаль, что для появления младенца недостаточно договориться на словах. Но в погребе хватит вина, чтобы сгладить неловкость. И у нас есть время, чтобы пробовать ещё и ещё.

Элеонора закрыла лицо руками. Щёки пылали. В каком отчаянии она тогда была! Пришла к человеку, от которого кровь стыла в жилах! Проще было ложиться с Тенриком, тяжёлым, неуклюжим, пахнущим навозом, чем несмело касаться друг друга при свете единственной свечи, не выходя из-за письменного стола. А сколько разговоров было! Её не подпустили на расстояние вытянутой руки, пока они подробно не обсудили, что делать, если казнят и если помилуют, когда кому открыться… А потом Оллард рассказал, за что его сослали, и настал черёд Элеоноры сторониться и сомневаться.

Рассветные силы, да как им вообще хоть что-то удалось! И как эта благопристойная возня посеяла семя не только в её чреве, но и в сердце?..

Отчаянный план сработал. Потянулись месяцы нового изматывающего страха — ребёнок зачат, но на месяц позже. «Не подведи меня», — шептала Элеонора бессонными ночами, обнимая круглящийся живот. Тайком читала лекарские трактаты, гадала, нельзя ли выгнать плод пораньше, но так и не решилась. И правильно сделала.

Теперь было ясно, отчего лекарь говорил загадками и переглядывался с Гретой! Они знали, что будет двойня, предвидели, что наследники могут попроситься на свет пораньше. Только Элеонора с близнецами перехитрили всех.

Она склонилась над колыбелью. Из кожи вон вылезет, но укрепит свою власть так, что с ней будут считаться. Никто не посмеет отнять у неё и детей Север, когда выяснится, что они не Эслинги по крови. Сама природа благословила их с Оллардом союз: один наследник северным землям, другой — восточным. Так и будет. Она всё для этого сделает. Всё, как договорились. Расскажет Ривелену — не сейчас, лет через десять. Осторожно, бережно откроет тайну близнецам. Они будут рады оказаться детьми героя, о котором к тому времени сложат легенды.

Под веками снова вскипели слёзы. Нет, не мог Оллард уйти за Грань по доброй воле!

Элеонора промокнула лицо и поднялась. Что толку скорбеть! Она зажгла светильник и взяла бумаги, которые Оллард передал, прощаясь. Сверху лежала записка. Её Элеонора оставила на потом. Просмотрела выписки из трактатов, их общие мысли о власти и управлении… Это на завтра, сейчас перед глазами плыло от усталости и слёз. Задержала в руках гербовый лист с печатью — письмо о признании наследников. Его она предъявит императору, когда близнецы войдут в года. Она убрала письмо в ларец, разложила бумаги на столе и развернула записку.

Оллард писал:

«Дорогая Элеонора,

я дал вам надежду, которой не суждено было сбыться. Надеюсь, за эти месяцы вы успели узнать меня достаточно, чтобы понять — я никому и никогда не был так верен, как заветам моего рода. Моя жизнь — ничтожная плата за его чистое имя.

Я благодарен отцу за то, что не позволил соединить наши судьбы двадцать лет назад. В вас слишком много жизни, вы желаете обладать всем; я же никогда не принадлежал никому и ничему, кроме своей семьи, и не знаю иных чувств, кроме долга перед ней. Жить изгнанником с чужим именем, под угрозой разоблачения и позора, ждать прощения, в котором не нуждаюсь ни я, ни мой род? Благодарю покорно. Лучше смерть.

Верю, что вы поймёте меня, а также сдержите слово и в положенный срок представите наследников ко двору под их настоящим именем. Несомненно, вы возмущены, что я оставил их; но представьте, если бы вы не могли бы раскрыть своё материнство и принуждены были бы звать своих сыновей, свою кровь чужим именем! Кроме того, умершие предки служат лучшим примером, чем живые, благо лишены пороков и естественных слабостей. Вы воспитаете близнецов обходительными и очаровательными, не таящими угрозы, какими никогда не смог бы воспитать я. К ним отнесутся иначе, чем ко мне.

За помощью обращайтесь к Ривелену. Он слишком много поставил на Север, чтобы не отыскать вам нового наставника. И не спешите травить барона (полагаю, уже маркграфа) Тенрика. Ваш супруг по-настоящему любит свой народ, а это огромная редкость для правителя.

Верю в ваш ум и силу духа. И надеюсь, что вы не были столь наивны, чтобы всерьёз рассчитывать на меня. Быть может, вас утешит, что я и правда привязался к вам больше, чем предполагал. Но есть связи много крепче.

Пусть ваш путь будет лёгким. Я же ухожу за Грань со спокойным сердцем и чистой совестью».

Свечи погасли, а Элеонора всё вглядывалась во тьму сухими глазами. Медленно скомкала бумагу. Открыла ларец, достала письмо и тоже сжала в ладони, ломая печати. Отшвырнула, вскочила и бросилась разжигать протопленный с вечера камин.