На пороге зимы

— Маркграф Оллард — умный человек. Если его положение так серьёзно, он постарается защитить свои богатства от посягательств короны. А мы знаем, что защитить короля порой может и пешка.

— Может. Но не когда у противника полный набор тяжёлых фигур, а у тебя — одна эта пешка и… быть может, ещё пара союзников. Послушай меня, Грета. В твоём плане слишком много слабых мест. Если маркграф Оллард не получит помилования — куда ты пойдёшь? Поедешь в Аранские горы, чтобы жить на женской половине, плодить полукровок и выслушивать, с кем в очередной раз шлялся твой муж? Если он вообще вернётся. Это совсем не та судьба, которую я тебе приготовила.

— Но… — Грета на миг отвела взгляд, прикусила губу. Оллард как-то обмолвился Элеоноре, что мальчишке плохо жилось на родине, но Грета, похоже, знала больше, и сейчас впервые засомневалась. — Тогда…

— Избавься от беременности. Пока не поздно. Какой у тебя срок?

— Четвёртый месяц, — быстро ответила Грета.

— Врёшь. Месяц назад мне по ошибке принесли чай с чабрецом, и ты сама его выпила. Ты бы не стала так рисковать. Избавься от ребёнка и забудь об этом. У тебя будут ещё дети от хорошего мужа.

— От кого?

— Позже узнаешь. Не хочу лишать тебя ещё одной надежды.

Элеонора поднялась, давая понять, что разговор окончен. В животе мягко толкнулось; Элеонора, не думая, накрыла место толчка ладонью. Растущее внутри неё существо было таким беспомощным и слабым, так нуждалось в защите…

— Я всё-таки поговорю с маркграфом, если позволите. — Грета поднялась следом, и Элеонора успела поймать её цепкий взгляд. И как она раньше не видела в нём зависти? Видела, но была уверена, что так далеко дело не зайдёт. — Я рассказала вам больше для того, чтобы вы подтвердили, что в эти месяцы я не ложилась ни с кем, кроме Такко. Я могу просить вас об этом?

— А ты правда не ложилась? — Элеонора вскинула бровь. — Или неспроста так уверена, что носишь маркграфскую кровь?..

— Весь замок знает, что я спала либо у вас, либо в маркграфских покоях. Вы же не думаете…

Она осеклась на полуслове. Элеонора медленно шагнула вперёд, и Грета попятилась, скрестив руки на талии.

— Я знаю, где ты спала, Грета. И клянусь, если ты перешла черту…

Кругляш тавлута, затесавшийся меж шахматных фигур, либо возвращают на место, либо бросают в печь. Грета привыкла читать по лицу Элеоноры, чтобы понимать: не время юлить. Но и сдаваться не собиралась: прикусила губу и вздёрнула подбородок:

— Вам ли не знать, что для зачатия ребёнка черту должно переступить с двух сторон! Вы вольны не верить мне. Но чем господин маркграф заслужил ваши обвинения?

— Маркграф Оллард умный человек, — отчеканила Элеонора. — Он знает, как шатко его положение. И может пойти на многое, лишь бы продлить род.

Она ещё раз окинула Грету цепким, внимательным взглядом, словно пытаясь забраться под кожу, разъять на части, проверить, правду ли та говорит. Пожалуй, правду. Иначе не пришла бы к ней.

Грета почуяла спавшее напряжение и чуть склонила голову:

— Простите, госпожа, что ослушалась вас. Но, если позволите, я бы всё же поставила в известность господина маркграфа. Я могу просить вас подтвердить, чей это ребёнок?

— Хорошо, Грета. Разве я могу тебе отказать? — улыбнулась Элеонора. — Мы вместе поговорим с господином Оллардом. Надеюсь, о твоей тайне больше никто не знает?

— Никто, госпожа.

— Очень хорошо. Пусть так и будет. А теперь уходи. Я всё ещё сержусь на тебя.

Грета выскользнула за дверь. Элеонора вышла следом, едва досчитав до пятидесяти. Спустилась в лекарскую, но пошла не к больным, а прямо к лекарю.

— Грета, ваша внучка, попала в беду, как часто бывает с молодыми девушками, — приступила она к делу сразу после приветствий. — Вы знаете, что страсти молодёжи — как река, чем запирать плотиной, лучше направить в нужное русло. Я поощряла их встречи, но… переоценила знания Греты, а может, и силу трав.

Она многозначительно замолчала, и старик-лекарь понял — поджал губы и покачал головой:

— Признаться, я желал ей брака с более… надёжным человеком. Парень, с которым она сейчас путается, хоть и болтают, будто хорошего рода, сам ещё дитё, не в обиду вам будь сказано.

— Согласна. Это не должно было выйти за рамки небольшой интрижки. Однако Грета оказалась слишком… мягкосердечной. И наивной. Ей не справиться без нашей помощи.

Лекарь выжидающе молчал.

— Она знает все нужные травы на вкус и запах, — пояснила Элеонора. — Нужно составить такой сбор, чтобы она не распознала состав. Понимаете?

— Ещё бы не понять. Только не возьму в толк, отчего вам самой не подобрать всё нужное.

— Я только что говорила с Гретой, говорила начистоту, и она может не принять от меня и простой воды. А от вас примет.

— Родную внучку, обмануть, значит… Сами знаете, роднее её у меня никого в этом краю не осталось.

— Ради её же блага. Пока срок ещё небольшой.

Выйдя из лекарской, Элеонора прислонилась к стене. В животе снова толкнулось. Несколько мгновений Элеонора стояла, обмирая от затопившей нежности — непривычной, нежданной. Скорее бы взять крошечное существо на руки, заглянуть в глаза… Прикажи ей кто избавиться от ребёнка — расхохоталась бы наглецу в лицо. Даже если бы приказал сам император.

Жалость к Грете кольнула и пропала. Элеонора будет лелеять свою беременность — на благо Севера, будь он проклят. Но пока война не окончена, в замке никто не посмеет зачать и нарушить стройность продуманных ею ходов.

========== 7. Дорогой крови ==========

— Ломай!

Просоленное дерево трещало под ударами тарана.

— Ещё!

Полгода назад Шейн бился в ворота Эслинге. Сегодня Ардерик ломился в его крепость. Крушил последний оплот независимого и непокорного Севера.

— Бей!

Какая осада, какое взять измором! Сбить ворота, смести оборону, вырвать долгожданную победу! Камнееды защищались отчаянно: сверху на щиты сыпались стрелы и камни, лился кипяток. Но и свои лучники не дремали. Ардерик не пытался понять, как они умудряются выцелить врага, только радостно скалился, услышав очередной стон и всплеск.

Просоленные ветром брёвна проломились с натужным хрустом. Нет звука слаще; лечь с женщиной не так хорошо, как загнать таран в чужие врата. Грохнул сбитый засов, створы распахнулись, и войско ринулось во двор — навстречу клинкам, копьям и стрелам.

— Мечи! Пятеро за мной!

Ардерик взлетел на стену, не чуя под собой ступеней. Вот так! Рубить кожаные брони и дурные кольчуги, не жалея клинка, взрезать горла и рёбра! Волны смыкались над телами с жадным всплеском. Кто-то прикрывал Ардерика тяжёлым ростовым щитом — свой он бросил, перекинув меч в левую руку.

Град камней из башен утих — стрелки боялись задеть своих. Внизу во дворе тоже кипел бой. Ардерик видел своих людей краем глаза — они надвигались неумолимо, как прилив, оставляя за собой скорченные тела и изрубленные щиты.

Крепость защищало не меньше сотни, и некогда было гадать, где Шейн нашёл людей. Или его силы сразу недооценили? Под ногами было скользко от крови, меч тяжелел с каждым ударом. Ардерик вскинул взгляд поверх голов — угловая башня была совсем рядом.

Последний рывок — и стена была очищена от врагов. Ардерик утёр солёный пот и огляделся, пользуясь краткой передышкой. По стене напротив тоже катилась волна, плескалась почти у второй башни, вскипая остриями клинков. Двор был завален мертвецами. Оллард вынимал меч из вражеского тела, брезгливо смаргивая чужую кровь. Велели же стоять в стороне — нет, полез в самую гущу… Ничего, худшее позади.

— Поднять щиты!

Уцелевшие камнееды не стали ждать, когда их перережут — перепуганными крысами ринулись к замку. Кого-то настигли стрелы, но десятка два успели укрыться. С верхних ярусов снова полетели камни. Щитам доставалось меньше, зато вся стрелковая мощь крепости обрушилась на лиамские корабли. Ардерик мельком выцепил заколоченные окна на втором этаже замка. Одно было приоткрыто, но оттуда не стреляли. Хоть здесь не ждать беды.