На пороге зимы

Шум на улице вывел Элеонору из размышлений.

— Гонец, гонец, пропустите! — неслось по двору.

Элеонора с трудом подавила нетерпение. Гонец ввалился в покои и замер на пороге с особенно дурацкой миной.

— Всё благополучно, госпожа! — протараторил он. — Все живы! Точно вам говорю!

Элеонора нахмурилась:

— Что стряслось?

— Все живы, госпожа! — повторял гонец с такой широкой улыбкой, что у Элеоноры дрогнули руки: несомненно, случилось что-то очень, очень скверное.

Через час она вытащила из дурня всё и даже чуть больше — что Ардерик был убит новостями, а Оллард и ухом не повёл. Выставила гонца и уставилась на стол, опустив подбородок на руки. Всё пошло не по плану! Кайлен оказался слишком самонадеян, решил, будто сможет исполнить поручение, а заодно спасти пленников. Что ж, вины Элеоноры в этом не было; однако она снова боялась за Ардерика, разом лишившегося верного бойца и друга. В том, что Шейн не станет церемониться с пленниками, она не сомневалась.

Она не сразу поняла, что в комнате кто-то всхлипывает. Бригитта старательно опускала голову и кусала губы, но по щекам текли слёзы, капая на дорогой мех.

— Рассветные силы, надо было выгнать тебя, прежде чем расспрашивать этого дурака! — окрикнула Элеонора. — Что ты ревёшь раньше времени? Никого ещё не замучили и не казнили!

Бригитта зашлась плачем, отложила мех и вдруг опустилась перед Элеонорой на колени.

— Не могу, — всхлипывала она. — Я ему даже не сказала… И вам… Я виновата перед вами госпожа, так виновата…

— В чём? Да не тяни ты!

— Я не была осторожна… я…

— Ждёшь ребёнка? — Cветловолосая голова склонилась в кивке. — Ох, почему именно сейчас? Какой у тебя срок?

— Уже… неделя задержки… простите…

Элеонора медленно выдохнула. Нет чтобы подождать месяц, а лучше до осени! Куда её теперь девать? Перед глазами встали кругляши тавлута. Всё так хорошо сходилось, а теперь две фишки почти скинуты с доски и расклад, так тщательно выстроенный, нарушен!

— Не тревожьтесь вы раньше времени, госпожа, — вмешалась Грета. — У Бригитты часто бывают задержки после Летнего Перелома. Её тело так и не привыкло к светлым ночам. Я ей говорила, что нужно выждать две недели и тогда уже беспокоиться.

Тревога схлынула, как вода в отлив. Действительно, лет пять назад Бригитта жаловалась на что-то подобное; Грета тогда за руку отвела застенчивую подругу к лекарю, и Элеонора благополучно забыла об этом — хватало других хлопот.

— Как ты меня напугала, — выдохнула она. — Ты же пила настойку руты?

— Пила, госпожа.

— Значит, всё обойдётся. Вытри слёзы и отнеси эти шкуры в лекарскую — заодно развеешься. И в следующий раз слушай Грету, она понимает в женских делах.

Бригитта вышла, прижимая платок к покрасневшему от плача лицу. Элеонора едва скрыла неодобрение. Кого-кого, а Бригитту она сплавит замуж при первом удобном случае. Слишком часто опускает глаза, слишком легко краснеет, слишком явно шарахается от мужчин. Шарахалась до недавнего времени. За кого же её теперь отдать?..

Она встретилась взглядом с Гретой, и на сердце чуть потеплело. Элеонора сдвинула брови в показной строгости:

— Ты должна лучше следить за подругой, Грета. Уверена, она пропускала приём настойки, поэтому так и разволновалась. Пока идёт война, совсем не время зачинать детей. Я не буду её ругать, но ты скажи, чтобы внимательнее следила за собой, да построже скажи!

— Простите, госпожа, но я не смогу.

— Почему ещё?

— Не могу упрекать других в том, в чём виновата сама.

Элеонора с минуту смотрела на неё, медленно осознавая. Положение на доске снова изменилось, одна фишка возомнила о себе слишком много; то, как охотно Грета делила постель с маркграфским мальчишкой и заваривала Элеоноре травы для лёгкого вынашивания, обретало новый смысл.

— Да вы что, издеваетесь обе? — ахнула Элеонора и сама удивилась, как беспомощно это прозвучало.

— Простите, госпожа, но вы давно обещали мне хорошего мужа. Вы же не будете гневаться, что я немного ускорила события?

— Рассветные силы… — Элеонора привстала и снова опустилась в кресло, собираясь с мыслями. — Из полутора сотен достойных воинов ты выбрала недотёпу младше себя?

— Он графский бастард и ученик. Чего ещё желать? К тому же мы неплохо ладим. Он точно не поднимет на меня руку и вообще не будет интересоваться, чем я занимаюсь вне постели. Маркграф непременно велит Такко жениться на мне… если он вернётся. А если нет — не оставит внука своей заботой.

— Грета, Грета, подожди! С чего ты взяла, что маркграф как-то причастен… к… нет, у меня язык не поворачивается сказать!

— Как же иначе? Он держит Такко ближе, чем ученика, но дальше, чем мальчика для утех. Я разузнала, что бастарды могут наследовать титул и земли при условии, что отец письменно признает их и если у них достаточно средств для содержания родовых владений. Господин Оллард скорее отдаст богатства Такко, чем короне, поэтому и обучает его наукам и управлению мастерскими. А если и не признает его, то всё равно устроит при дворе, одарит деньгами, а после совершеннолетия — и титулом. Разве не такой судьбы вы желали для меня?

Элеонора прикрыла глаза. Определённо, сегодня день дурных вестей. Глупая Грета, что она о себе возомнила? Может, всё-таки шутит? Она посмотрела на Грету, и та ответила взглядом, в котором Элеонора узнала себя: своё упрямство, гордость, неодолимую уверенность в своей правоте.

— Присядь, — кивнула Элеонора на стул напротив. — Нас ждёт долгий разговор.

========== 6. В плену прилива ==========

Из деревянной клетки открывался великолепный вид на Ледяное море. Со всех четырёх сторон, если считать и решетчатый пол. Такко сидел спина к спине с Вереном, обмотанный верёвкой толщиной в палец. Внизу колыхалась вода. Когда ветер покачивал клетку, наверху поскрипывало. Такко пытался разглядеть, что там за механизм. Мало что увидел, но понадеялся, что клетка не упадёт раньше времени. Тонуть связанным совсем никуда не годилось.

По левую руку высилась крепость. На отвесной стене отчётливо белела полоса, оставленная приливами. Полоса была ниже потолка клетки, даже ниже плечей Такко, и это внушало надежду.

Первый час они пытались освободиться — ослабить узлы, порвать и даже перегрызть верёвки. Напрасно — связали их умело, как телячьи колбасы. Теперь тело противно саднило, путы кое-где окрасились кровью, мышцы мелко дрожали.

Верен молчал. Даже не ругался, и это было хуже всего. Смотрел вдаль и только дышал тяжелее обычного — Такко чувствовал, упираясь лопатками в его широкую спину. Явно собрался помирать гордо, как воин.

Такко тоже собирался. Но воздух вдруг оказался таким… вкусным, а море таким бескрайним… Такко глазел по сторонам, вбирая взглядом каждую мелочь, и жизнь ощущалась остро, как зимой у погребального костра.

Отлив обнажил множество островков — длинных, круглых, крутых и пологих. Справа показалась песчаная коса. Несколько раз Такко чудилось, что среди островков мелькнул парус, но стоило моргнуть, и он превращался в солнечный блик.

К лучшему. Сверху слышался шорох: там неспешно таскали камни, стрелы и копья, готовясь встречать имперских гостей. А на берегу, на высоком уступе, чётко вырисовывался часовой-лучник. Вот он ненадолго пропал и снова показался — меховая туша с мазком-колчаном за плечом. Хоть бы у Кайлена хватило ума заметить его и предупредить Ардерика! Если он вообще добрался живым…

***

— В крепости вас встретят люди, с которыми торговали, праздновали, быть может, роднились. Люди одной с вами крови. Не щадите их — ведь они не пощадили бы вас!

На Ардерика смотрела сотня глаз — карих, серых, голубых. В них читались вера, решимость, в иных — тень страха и стыд. Как всегда, воины вверяли сотнику свои жизни, он вручал им свою честь.

— Мы предлагали мир, — Ардерик кивнул на Кайлена, впрочем, не встречаясь с ним взглядом. — Шейн дал понять, что хочет войны. Он её получит — во имя мира на всём Севере! Перережем его людей, как скот, который они воровали у вас! Вы лучшие воины Империи! Будьте тверды сердцем, как здешние скалы, холодны рассудком, как горные ручьи, и победа наша!