Страница 10 из 141
Эслинг повернулся со стремительностью, которой трудно было ожидать от его тучного тела. Элеонора не отступила.
— Кровь сегодняшних жертв на твоих руках, — безжалостно продолжала она. — Неужели твоё самолюбие стоило их жизней?
— Люди могут ходить по земле, на которой родились, когда им вздумается. Или они здесь не хозяева?
— У имперских земель один хозяин, на севере и на юге, — с нажимом сказала Элеонора. — Чем раньше ты объяснишь это своим родичам, тем лучше будет для них. — Она сделала паузу и добавила, глядя в сторону: — И для тебя. Император не забудет того, кто положит Север к его ногам.
— Я не предам свой народ за маркграфский титул, — твёрдо сказал Эслинг. — Ты просчиталась. Тебе не стать хозяйкой Северного маркграфства. А ведь ты покинула Юг только ради этого, верно? Ни один брак в Империи не принёс бы тебе столько власти.
— Ни один титул не принесёт счастья, если некому его передать, — уже мягче ответила Элеонора. — Не оттого ли Природа не благословила наш союз детьми, что Северным маркграфством до сих пор управляет барон? Как наши дети будут расти, зная, что они не хозяева этой земли, а лишь присматривают за ней?
— Мне не нужно иного титула, чем данный мне при рождении вместе с именем и кровью. — Лицо Эслинга вновь окаменело. — Нечего и мечтать о большем.
— Маркграф Тенрик Эслинг, — негромко и чётко выговорила Элеонора. Её серые глаза казались в полумраке почти чёрными. Она цепко следила за выражением лица мужа. — Твои люди принесут клятву Императору. Ты получишь титул и законные права на земли. А когда у нас будут сыновья, разделишь между ними владения, как захочешь. На благо Севера, как завещали предки.
— Будь проклят день, когда я купился на твою красоту, — сдавленно проговорил Эслинг. — Я ждал, что Север изменит тебя. Заставит забыть имя, под которым ты родилась, и понять, кто истинный хозяин этих земель.
— Баронесса Эслинг никогда не затмит маркграфиню Таллард, — был ответ. — Но маркграфиня Эслинг может попытаться.
Элеонора зябко передёрнула плечами — от открытого окна шёл зимний холод — и нежно провела ладонью по щеке мужа.
— А маркграф Эслинг не будет каждый год готовить отчёты, будто наёмный управляющий. Он сам будет распоряжаться своими богатствами. Его дети будут приняты ко двору, получат лучшее воспитание и вступят в брак с теми, кого выберет им отец, а не придворные.
Она вглядывалась в его лицо, напряжённо ища признаки слабости. Её губы тронула едва заметная улыбка, когда Эслинг выдохнул и нахмурился.
— Доброй ночи, — бросил он Элеоноре. Повернулся и вышел.
Элеонора смотрела на дверь, пока тяжёлые шаги барона не затихли в коридоре. Затем хлопнула в ладоши, подзывая служанку, дожидавшуюся в коридоре. Прошла в свои покои по узким и извилистым коридорам и, пока ей расплетали волосы перед сном, удовлетворённо всматривалась в своё отражение.
Затем её взгляд приковала к себе тяжёлая рама зеркала. Сверху из резных стеблей и листьев выступал щит, на котором красовался букет ландыша, и вился родовой девиз рода Элеоноры. Знакомый до последней чёрточки, сейчас он выглядел насмешкой. «Иди осторожно» — было вырезано на раме, и Элеонора подумала, что, пожалуй, этот девиз больше подошёл бы Тенрику. Ей же следовало чаще вспоминать о том, что женщин в её роду давно уже сравнивали не с цветками, а с ягодами ландыша — яркими на вид, горькими на вкус и ядовитыми, если обращаться с ними без должной сноровки.
Комментарий к 4. На пустоши
Миля — около 1,5 км
День Поминовения — примерно 1 ноября
========== 5. Новые укрепления ==========
Если кто-то и сомневался, за что Ардерик выбился в командиры, то в первые дни после схватки на пустоши эти сомнения рассеялись бы окончательно. Его несокрушимая уверенность в том, что укрепления будут выстроены, зимовка будет лёгкой, а победа над северянами — быстрой, согревала и укрепляла не хуже пряного медового напитка. Верен видел, как по вечерам сотник подолгу хмуро молчал, но на людях он неизменно был неунывающим Риком Медвежьей Шкурой. Одно его присутствие убеждало воинов, что всё будет хорошо.
Меж тем легко было сказать: построим новые укрепления. Нужно было заготовить лес, а значит — свалить без счёта высоких корабельных сосен, обрубить сучья, напилить на кряжи и привезти в лагерь по глубокой колее, где стояла ледяная вода. Нужно было охотиться, чтобы прокормить сотню человек, каждый из которых был горазд поесть; поддерживать огонь, чтобы после работы было где отогреться, и делать множество другой тяжёлой и изматывающей работы.
Воинам не впервой было разбивать лагерь в негостеприимных местах, но в этих краях всё было чужим. В плотной древесине кустарников вязли топоры, повадки дичи были непривычны, а по ночам в палатки вползала стылая сырость, от которой не спасали тёплые одеяла и меха. Она шла от сплошного камня, прятавшегося под тонким слоем бедной северной почвы и переплетением крепких корней. Пока сообразили делать подстилки из хвойных веток, пятеро свалились с лихорадкой. Затем ещё трое додумались отведать в лесу незнакомых ягод, спутав их со сладкой черникой, и лекари едва выходили недотёп. Даже солнце подводило — оно вставало не на востоке, а ближе к югу, и садилось, не дойдя до западного рубежа, что не раз сбивало с толку привыкших находить обратный путь по сияющему диску.
Ардерик успевал везде. Он обещал заболевшим скорое выздоровление, охотникам — богатую добычу, лесорубам — много лёгкого сухостоя. Его слова неизменно сбывались. Может, потому, что воины из кожи вон лезли, чтобы они сбылись. Уверенность, что сотник всегда прав, помогала переживать один сумрачный день за другим. Или потому, что память Ардерика цепко держала любое, самое маленькое знание о незнакомых землях, и его советы вправду были хороши.
Посреди будущей крепости водрузили походное знамя, и его было видно из любой точки лагеря. По светлому полотнищу бежал медведь, под ним лежал обнажённый меч, а нехитрый девиз — «Другим не стану» — звучал как призыв не поддаваться ни морозу, ни страху не выдержать зиму. И это тоже помогало.
Ещё больше облегчила участь зимовщиков молчаливая поддержка Элеоноры. В обещанный день из замка пришла телега, гружёная зерном, маслом и сливками, кислыми ягодами, защищавшими от болезней, тёплыми мехами и прочими нужными вещами. А с ней явились десяток городских мастеров. Ардерик сперва хотел прогнать их, но старший сунул ему клочок бумаги, на котором были изящным, но твёрдым почерком выведены три слова: «Им можно доверять». Верен не видел, чтобы сотник отдал записку писарю или убрал в ларец для важных бумаг. Наверное, она и не была важной.
Мастера из Эслинге оказались превосходными лесорубами и плотниками. Они умели свалить дерево в густом лесу, знали, как поставить сруб на каменистой почве и учили разводить костры со смолистой хвоёй вместо привычной бересты. Ардерик расспрашивал их обо всех тонкостях северной жизни, а ответы вбивал в головы воинам, и Север становился немного понятнее и ближе. Одного не могли рассказать работники — что происходит в замке, смотревшем на пустошь тёмными провалами окон. Послать весточку никто не решался, а сама баронесса больше не писала.
Дни шли, и воины привыкали к поздним рассветам, к снежной крупе, сыпавшейся из низких туч, к изморози, по утрам покрывавшей палатки затейливыми узорами. Когда тучи рассеивались, небо оказывалось непривычно чистым и высоким, зато солнце даже в полдень стояло низко и не успевало согревать землю. Впрочем, любоваться красотами было особо некогда. Заготовка дров, строительство укреплений и охота занимали все время, а ещё нужно было нести стражу и прочесывать местность в поисках северян.
Постепенно лагерь огораживался бревенчатым частоколом в два ряда, меж которыми насыпали землю, смешанную с колкими хвойными иглами, речным песком и камнями. С наступлением темноты между палаток загорались костры, у которых звучали легенды и песни. Как водится, у огня каждый пытался нагнать жути; вспоминали самые страшные истории то о безголовых чудищах, то о ледяных девах, своими ласками промораживающих неосторожных путников до костей. От костра расходились по трое-четверо — с наступлением темноты на пустоши становилось так холодно, что было легко поверить, что в промёрзших палатках взаправду побывала Ледяная дева, а из вересковой поросли глядят подземные жители, готовые затащить зазевавшегося гостя в своё стылое царство.