Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 8

– Снизу, – поправляет последний.

– А, понятно. Сильно залила? Требуется совещание сторон по вопросу ликвидации последствий?– вопрошает Никола.

– Думаю, все обойдется мирными переговорами, – ответствует Станислав, ловко попав в Колькин стиль.

«Отлично, Стас», – почему-то меня радует его умение парировать.

Сын усаживается за стол, подруги бросаются кормить его, а я растекаюсь морально и физически, с удовольствием наблюдая, как Никола с аппетитом поглощает курицу, нахально запивая ее вином. Вполне самостоятельный мальчик. И невероятно наглый.

Гости разошлись. Никола уходит в интернет, а я, вымыв посуду и убрав праздничные последствия, отправляюсь совершать вечерние процедуры, мечтая об одном: поскорее добраться до подушки. Любуюсь на свою усталую умытую физиономию, размазывая по щекам крем, и вспоминаю, как Станислав, уходя сегодня, остановился в дверях, посмотрел на меня, как будто что-то хотел сказать, потом развернулся и ушел. Или это показалось от усталости и нетрезвости? Я вдруг явственно ощущаю совершенно неуместное желание, чтобы он сейчас подошел ко мне и…

«Стоп! – говорю я себе. – Что за бредовые мысли? С чего это тебя вдруг развезло? И к тому же ты, кажется, намазалась не ночным, а дневным кремом. О, черт, черт, черт!»

Глава 2

Это происходило на грани сумасшествия – мы выпали из мира и погрузились в свой собственный, не менее реальный, наполненный тем же солнцем, теми же взлетающими к небу конусами кипарисов, пятнистыми разлапистыми платанами, тенистыми улочками, тонущими в виноградных гроздьях, нежданными теплыми дождями, ночными купаниями, сухим вином и прожиганием жизни. Мы целовались в каждом укромном уголке, который попадался в наших бездумных скитаниях, хотя, вскоре мы утратили всякое чувство неловкости, целуясь напропалую там, где нас внезапно настигало желание почувствовать друг друга. Близость неуемно влекла нас после той ночи на пляже, когда все вышло так случайно и бесшабашно, бездумно и отчаянно. Я рассталась со своей девственностью легко и даже со страстью, которую вызвали скорее ночь и море, чем сам неведомый до сей поры процесс. Но об этом я подумала много позже, а тогда я просто отдавалась томлению, которое становилось просто невыносимым, под властью сильного мужского тела, принадлежащего очаровательному лохматому поэту. А дальше… А дальше мы каждый день искали убежища, чтобы предаваться становящемуся с каждым разом все более желанным греху, бездумно, со всем пылом молодости, которая не задумывается о последствиях, а просто живет и пьет жизнь, захлебываясь ею. Море, коварное море околдовало и одурманило, словно огромный кальян, источающий любовный опиум сводящей с ума коварной игры красок, пения волн и сиюминутной смены настроений. Напрасно его называют колыбелью, нет, это скорее ложе страсти, чем невинного младенца.

Судьба разыгрывает сцены

Из-за кулис,

Мы для нее лишь суть арены

И чистый лист.

Фигур путей переплетенья,

Как на доске,

Все наши страсти и сомненья

В ее руке.

То в дар швырнет нам чары ночи

И сладость губ,

То вновь ее туманны очи

И голос груб…

Едва взлетев над бренным миром

Мы камнем вниз,

Амур становится Сатиром –

Каков сюрприз.

И прочь уносятся мгновенья,





Ночь коротка,

Не уловить сего круженья,

Дрожит рука.

Но мы назло слепому року,

Открыв глаза,

Отбросим вздохи и упреки,

Ведь путь назад

Для нас забыт, и бесшабашным

Сплетеньем тел

Глотаем жизнь и пьем бесстрашно

Мы свой удел.

*******

Мне казалось, что засну мгновенно, едва коснувшись подушки, но ничего подобного не произошло: долго лежу, ворочаюсь, встаю, иду на кухню, чтобы выпить воды, и снова ложусь; дурные и не очень мысли лезут в голову; затем с ревом является изгнанный Николой за какие-то прегрешения Черный и долго бродит по мне, выбирая местечко поудобней, наконец устраивается где-то в средней части и заводит знойную журчащую котовью песнь блаженства. Под нее и засыпаю, и вижу совершенно бесстыдный эротический сон с участием неведомого мужчины, лица которого не могу разглядеть.

С утра отправляюсь на работу, в то время как Никола и Черный, предательски покинувший меня ночью, смачно спят, сын вяло реагирует на попытки разбудить его, буркнув, что у него нет первой пары, а кот лениво зевает и потягивается, демонстрируя белый пушистый живот.

Толкаю тяжелую дверь и вхожу в мастерскую, большое, наполненное стеллажами, заготовками, чанами и гончарными кругами помещение. С утра здесь пусто, прохладно и почти тихо, лишь в соседней комнате гудят печи для обжига. Тихо урчит привод гончарного круга, за которым уже восседает коллега, Андрей Болотов – три года назад он открыл эту мастерскую, перетащив сюда своих однокашников-скульпторов по училищу, в том числе, и меня. Мастерская, пережив период трудного становления, неожиданно расцвела и даже стала приносить пусть и скромные доходы. У нас появились постоянные заказчики. Последним нашим достижением явилась организация экскурсий «К гончару», которые приобрели популярность – желающих сесть за гончарный круг и приобщиться к таинству создания сосуда из бесформенного куска глины оказалось более чем достаточно. Видимо, в каждом человеке, от ребенка до старика, живет, пусть иногда и глубоко скрытая, но вечная тяга к творчеству. Впрочем, сейчас нужно заняться банальным заказом и слепить несколько чайных сервизов в ирландском стиле для ресторана «Айриш», а после двух ожидается плановая экскурсия, которую сегодня предстоит встречать мне. Обвязавшись длинным холщовым фартуком, устраиваюсь за своим гончарным кругом, беру кусок беложгущейся глины, леплю из нее шар, кидаю его на круг, и, закрепив, включаю привод. Глина влажно и мягко покоряется моим рукам, превращаясь сначала в конус, который плавно перетекает в сферу, словно танцуя на быстро вращающемся круге. Я люблю своё дело, здесь всё в моей власти, и кусок глины, – материя праха, вновь обретающая плоть, – покорен и подчинен лишь мне и моей фантазии.

Дивлюсь тебе, гончар, что ты имеешь дух,

Мять глину, бить, давать ей оплеух,

Ведь этот влажный прах трепещущей был плотью

Покуда жизненный огонь в нем не потух.1

Впрочем, мне нужно выполнить заказ…

******

Мы бродили по городу, поднимались в горы, прятались в чащобах парка, мятежно искали места, где могли обнимать друг друга без опасения быть обнаруженными. Пляж был хорош, но галька не слишком способствовала нашей пылкости. Парк обладал укромными уголками, но и в нем трудно было уединиться, ведь эти укромные уголки были доступны не только нам. А потом зарядили дожди, теплые, но обильные и долгие. Тетушка Стаса жила в однокомнатной квартире и, будучи дамой преклонного возраста и внушительных объемов, нечасто отлучалась из дома. Со мной в комнате жила соседка, которая в один прекрасный день собрала вещи и уехала, поскольку время ее отдыха истекло, и мы решили воспользоваться этим моментом.

На второй этаж частного дома, где я жила, подняться можно было по лестнице, устроенной в центре кухни, где до поздней ночи кипела жизнь. Мы бродили по окрестным улочкам, дожидаясь, когда хозяева, их многочисленные родственники и знакомые угомонятся и разойдутся. Наконец в доме все стихло, и мы пробрались во дворик, освещенный тусклым фонарем, свет которого вырывал из черной южной тьмы лишь заплату выложенной плиткой дорожки, ведущей к дому, да ветку абрикоса, покачивающуюся от легкого ночного ветерка. Лениво гавкнул хозяйский пес и затих, видимо, решив, что выбираться из конуры в такую темень себе дороже. Мы осторожно открыли дверь, что вела на кухню, занимающую добрую половину территории первого этажа и, стараясь не волновать вечно скрипящие ступеньки, пробрались на второй этаж. Не включая свет, мы разделись и забрались в узкую кровать, стараясь делать все шепотом, насколько это было возможно в нашем состоянии.

1

      Омар Хайям