Делириум

Из КПЗ я позвонил Сойферу. Скоро нарисовалась разъярённая толпа московских архитекторов. Возглавляла их Машенька, одетая в чёрную рясу, с авоськой сломанных часов на груди… Меня выпустили.

Ещё одна параллельная кривая…

Не всегда мы ездили стопом, иногда опускались до покупки билетов.

Если взгрустнулось, шли на вокзал – и к Сойферу на Крещатик.

Фен – московский фотограф, человек-репка, казалось, он всегда невинно удивлен. Стоял и хлопал большими ресницами, и казалось, вот-вот заплачет. Билетов в Киев не было. А нам было очень нужно.

Фен-то и нашёл в зале игральных автоматов очень страшных бандитов. Они были везде круглые: без шеи, с гармошкой на затылке, отполированные до блеска, упакованные в кожзаменитель и треник.

Новые друзья заплатили за нас проводникам.

Потом Фен удачно продал им ящик портвейна, который мы взяли с собой на всякий случай – пополнил нашу мошну золотыми дукатами.

Позже мы весь этот портвейн вместе с бандитами выпили в тамбуре. После чего бандиты дали нам свои пушки пострелять в окно.

Затем я неведомым образом из плацкарта переместился в вагон-купе, где почему-то пил водку с матросом и с беременной женщиной. Причем из купе периодически выбегал ейный муж-качок, которого она со всей дури била по щекам.

Ночью меня разбудила злобная проводница, мы спали с матросом в обнимку на верхней полке в купе, а вокруг бегали разъяренные соседи морячка.

Спустя время я просыпаюсь в купе совершенно один, на белых простынях, цветочки в графине…

Поезд подозрительно долго стоит. Думаю: это может быть только Киев. Ищу ботинки. Их нет! Мои великолепные кроссовки «Сан Шайн» – на два размера меньше. Я их носил как волк из «Ну, погоди!». Они посередине лопнули и держались на ноге за счет резиновой подошвы.

Зато по центру купе красовались, мерцали в солнечной неге новенькие адидасы. Я их надеваю и падаю в Киев. Эти адидасы я потом носил пять лет, не снимая, сносу не было…

Вот такой Фен был хороший человек… Отвлеклись…

После Киева мы ехали во Львов. Мы с Машенькой катили на запад, на развилках дорог встречая обрывки нашей подвижной человеческой цепочки. У меня нашлась горилка из Жмеринки, у Василия – сало из Черновцов, у Фена черняшка – костерок, шпикачки. Степной чай кипятили в найденной на обочине консервной банке.

Во Львове я вырвал на трассе знак «Осторожно дети» и притащил его в общежитие. Однажды мы целый день просидели в кронах деревьев, изображая из себя грачей в парке «Погулянка». В лесу «Жупан» заперли себя в пустующую клетку зоопарка.

Пока архитекторы снимали мерки – рисовали арки средневекового города, я с Алеаторикой примерял сапоги-скороходы в парке «Вознесение», рядом с руиной высокого замка. После того как замок разрушил Карл XII, ведьмы назначили лысую гору своей резиденцией. В засыпанном песком античном колодце мы откопали череп дельфина. Потом он долго пылился на кухне в Чистом переулке.

Мы добирались до дальних пределов. Пронеслись через Черновцы, кубарем – через самый красивый в мире университет и уткнулись в Ужгород. Дальше нас не пустили. Путь преградили суровые польские пограничники. У нас были планы нелегально перейти границу, но нас взяли на вскопанной полосе…

На границе сразу завелись друзья – волосатые маргиналы, закопчённые близкими кострами железного занавеса. Традиция диктовала пить нектар приграничного пива, контрабандой поставляемого в Ужгород из-за кордона.

Задача была не из лёгких. На границе пива было мало, и буквально весь народ хотел его пить! Поэтому в одно крошечное окошко лезли измученные жаждой граждане. Самое страшное – периодически заканчивались кружки. Тогда сражение затихало, бойцы хоронили покойников, а медсёстры лечили раненых.

Наши ужгородские друзья подходили к пивной битве стратегически. Битники гипнотизировали умирающую от жажды толпу историей подвига смирения плоти.

Река кружек потекла по цепочке из рук в руки на отполированную солнечными зайцами полянку, между кривобокими сараями и зарослями пыльной ветлы. Это был рекорд – 171 кружка…

Весной мы обязательно ехали в Вильнюс на Казюкас﹡, на ярмарку в честь рождения нового католического святого Казимира. Мы везли дурацкие фенечки, кривульки и горбульки, чтобы продать иностранным туристам. Выезжали толпой, иногда до пятидесяти человек.

Поезд вез в столицу Литвы безумных шизоидов. Проводницы страдали в передвижном балагане ужасно, потеряв привычную власть. Неистовый Манчо кружил в водовороте инерциальной системы отсчета*, пытаясь существовать во всех реальностях одновременно.

Его не пустили в вагон – это не мешало ему двигаться в пространстве в общем направлении, впереди состава. Он ехал в кабине тепловоза и, конечно, напоил и капитана, и его подручного юнгу. Пока они валялись на пайолах*, стукаясь о манометры, газовые рожки и горячие трубы, поезд вёл Манчо, наш отчаянный берсерк лесной опушки.

Пассажиры мирно спали, не догадываясь, какие коллизии происходят на капитанском мостике.

Манчо был самым беспокойным элементом в нашем относительно мирном курятнике. Он предпочитал ехать не внутри вагона, а на крыше, среди опасных рогов линии высокого напряжения.

Довольный, он сидел на морозе и лыбился внутри фейерверка искр, сыпавшихся с замерзших проводов. Возвращался Манчо грязный, обмороженный и счастливый.

Фен и Синус прятались от проводников под сиденьем, в отсеке для чемоданов. Лежат в тесном ящике – кайфуют: им водочку подносят, огурчик, сало – всё, чем богата заграничная ярмарка. Вдруг появляется проводница с глупым вопросом: «Предъявите билеты!».

Милиция гонит зайцев по вагонам. Я – впереди, сзади дышит в гриву Алеаторика. Из-засады выскакивает начальник поезда, хватает Алеаторику и тащит его по вагону. Я кричу: «А я!? Я тоже нарушил».

Меня никто не замечает – мистика. Щёлкнул ключ в железной двери в корме, я бегу в нос, а там – тупик локомотива. Друзья роскошно закусывают, я меряю шагами средний проход до самой Москвы – один в холодной камере…

2. Делириум.

Рига, Вильнюс, Каунас, Таллин – понравилось, и мы зачастили автостопом в Прибалтику.

Архитекторы всё же занялись практикой на улицах Вильнюса, а я в составе боевого отряда рванул в Ригу.

Нас было трое. Мы были неплохо подготовлены к встрече с рыцарями Тевтонского ордена. Я был одет – в жаркую погоду – в серое обрезанное пальто с воротником в цыпочку на красную майку с портретом Нины Хаген на груди. Мой типаж был жизнерадостный, до идиотизма. Алеаторика, похожий на жука-дровосека – во фраке с белым галстуком, в тяжелых роговых очках, с гнездом на голове – очень нервный и злой. Махаон Иваныч – крепкий, со стрижкой, с лицом сладкого армянина, на шарнирах – всегда готовый устроить провокацию. Казалось, у него подведены глаза и губы, как у собак охотничьей породы. Чем-то он напоминал мне статую жреца из каирского музея.

Подъезжая к Риге, Иваныч пошутил в своем любимом стиле, выкинул в траву последнюю бутылку водки. Она радостно крякнула, найдя в осоке свой кирпич. Я пытался огреть Махаона дрыном по спине, гоняясь за ним в колючих зарослях верблюжьей колючки. В это время Алеаторика освежал трассу. Махаон и дальше разбивал метафизическую водку, уже в супрематистской, лишённой равновесия столичной вселенной.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.