Страница 39 из 255
У него тогда для бутоньерки был… красный тюльпан, да? Это ведь был тюльпан.
О господи, нет, хватит. Хватит, или он рехнётся к чёртовой матери.
Лучше уж, если о книгах, думать о «Бунефицио» – об этом смелом и несгибаемом революционере, которого даже смерть не остановила…
Ладно, не надо, пожалуй, и этого. Где Бунефицио и где он сам. (Любитель миндального печенья).
Мимо Китти всё это, похоже, проходило, не затронув. Всё время, если только не была в вылазке или не варила на примусе подобие супа из тушёнки и овощных консервов, она сидела над распечатками, полностью погружённая в записи. Будто в них была скрыта ей одной ведомая цель – единственная и самая главная.
– Какие планы? – спросил Феликс. – Что будем теперь делать?
– Пока ждать. Неделю или две. Пока всё успокоится.
– А потом?
– Там посмотрим.
И она продолжала молча всматриваться в буквы и цифры, изредка делая рядом мелкие пометки карандашом.
Она-то прождёт, понимал Феликс. Что-то странное было в голове у этого человека, и это что-то позволило бы ему ждать до бесконечности. Будто чёрные нездешние крылья осеняли её, закрывая от мёртвого города, холода в помещении, мерзкой на вкус еды и полного отсутствия смысла во всём, что они делали.
36.
Он спустился вниз, чтоб поискать человека, назвавшего себя Яковом Бобровым («потомком того самого Боброва»). Хотелось говорить, слышать человеческую речь, хотелось знать, что к тебе обращаются – с почтением или презирая, уже не так важно. Но каждый мог быть врагом здесь, да, пожалуй, и во всём мире – разве что проскочи по клеточкам между теми и другими и надейся до конца, что никто вас не выдаст и на этот раз повезёт.
На этот везло: они сами мельком скользили взглядами и не успевали его заметить. Тот же, кого искал Феликс, помещался за огромным и неровным столом, заставленным разной тарой. Феликс опознал его преимущественно по всклокоченным рыжим вихрам. Но и Бобров, что странно, узнал его.
– А, – довольно чавкнул он. – Так и знал, что вернёшься.
Из-под стола выплыла вскрытая, но почти не начатая бутылка. Бобров торжественно водрузил её посередине.
– Будешь? Или типа интеллигент?
Феликс неожиданно для себя тряхнул головой:
– Наливай, чего.
В конце концов, последний раз он пил спиртное… нет, даже вспомнить не смог.
– Вот это правильно, – обрадовался Бобров. – Что здесь ещё делать…
Он разлил по стаканам мутную жидкость, подождал, когда Феликс присядет напротив.
– Я ведь, – продолжил он, – тоже интеллигент. Был. Или что думаешь, родился таким? Неет, было же всякое… Вирши, цветочки, хорошенькие девушки… Хрен с ними, всё одно.
Он злобно отмахнулся от чего-то, опрокинул в себя стакан. Феликс осторожно последовал его примеру.
Поняв, что может по-прежнему говорить, поинтересовался:
– А это правда, что ты родственник Клавдия Боброва?
– Не веришь? – с привычной, спокойной уже обидой проговорил Бобров. – Зря не веришь. И не просто родственник, а самый что ни на есть правнук по прямой линии. Правнук родоначальника словесного сюрреализма и абстрактности, – он патетически поднял руку. – И вот тоже… прозябаю в этой дыре.
Он облокотился о стол и по-кошачьи зеленоватыми глазами внимательно уставился на Феликса.
– Всё этот городишко, – негромко протянул Бобров. – Пьёт из тебя все соки. Сам помирает и тащит всё за собой. Хотя что городишко… – он пренебрежительно махнул рукой. – Вся страна такая. Гиблое место.
– Прям вся, – переспросил Феликс.
– Конечно, вся! Одна большая трясина. Чем больше рыпаешься, тем больше вязнешь. А выбраться – это вообще забудь. Некуда здесь выбираться, испокон веков так повелось. Если уж здесь родился, сиди тихонечко и не высовывайся – может, потонешь помедленнее, – он с усмешкой посмотрел на Феликса. – Что так смотришь, как будто в ухо заехать хочешь? Всё равно же не решишься.
Он облокотился на другую руку, оценивающе окинул взглядом собеседника.
– А я тебя, между прочим, знаю. Ты ведь Шержень, да?
Феликс вздрогнул и чуть не опрокинул стакан. Давным-давно уже никто не именовал его так – кроме маленьких гордых подписей под статьями и его самого.
– Вы меня читали? – быстро спросил он.
Бобров недовольно скривился:
– Ну что ты выкаешь, что ты выкаешь, мы уже выпили, – он подлил ещё жидкости в оба стакана. – Читал я тебя. «Вольный парус», главред Видерицкий… Знаем таких.