Страница 10 из 16
– Сосед, ты что это распустил своего внука! Он моего сына изуродовал, нос ему разбил, и под глазом синячище, даже два: под одним и под другим. Это что такое?! Бандюгу растишь.
– Да ты что, да не может быть! Может, ты ошибся?
– Да как не может быть! Сын говорит, шел домой, а твой из-за угла на улице Ленина выскочил и давай в лицо бить.
– Ну что ж, разберусь с внуком, да только его дома-то нет, у племянницы сегодня день рождения, он ушел поздравлять. А вы позовите своих детей, сейчас мы их расспросим, как было, и я накажу, жестоко накажу внука.
Депутат позвонил:
– А ну-ка, Максим, приди сюда, – тот пришел. – Рассказывай, как было.
Парень замялся.
– Рассказывай, рассказывай, как Артем налетел на тебя, – стал расспрашивать Петр Васильевич, – и сколько вас было?
– Двенадцать.
– Двенадцать? А он налетел на одного тебя?
– Да нет.
– Как нет?
– Нас Мишка подбил за деньги, чтобы мы темную устроили Артему за то, что он отказался участвовать в бойкоте, который мы устроили учителю, и стал нам мешать.
– Ну, и как же он вас бил?
– Да как бил? Мы его хотели побить, а он, гад, хитрый, вот что я скажу. Мишка придумал план: два человека сзади, два спереди, два с боков, и как только Артем выйдет из-за угла, сзади ударить его и спереди, свалить и отмутузить хорошо.
– И что?
Парень то на отца посмотрит, то на деда.
– Да что? Хитрый он, гад, Артем.
– Почему?
– Когда он увидел нас, рюкзак снял и тех, кто сзади подбегал, рюкзаком с размаху встретил, а сам встал к стенке спиной, так что к нему со спины не подобраться, мы столпились перед ним, мешаем друг другу, а он, гад, в лицо, в лицо кулаком.
– Так кто же нападал: он или вы?
– Он стоял, а мы хотели его, как Мишка велел, побить, но он нам в лицо, в лицо. Только руку протянешь его схватить, а он кулаком то в нос, то в глаз, не дотянуться было до него, хоть Мишка и подбадривал, обещая пятьсот рублей тому, кто свалит.
Петр Васильевич посмотрел на мужчин, те стояли, стиснув зубы.
– Так сколько, говоришь, вас было?
– Двенадцать.
– И он всех побил?
– Нет, не всех, сначала шестерых, а потом еще троих, когда двоим разбил носы и Петьке колено, а Мишка послал им замену из тех, кто с ним стоял.
– Можешь идти домой, после договорим, – сказал депутат. – Петр Васильевич, извини, пожалуйста, м-да. В общем, так, мужики, – он достал телефон, – я директору школы звоню.
– Зачем?
– Затем, что это повод для родительского собрания. Мишке, значит, двойку поставили, а он организовал бойкот и темную, да что это такое?!
Депутат позвонил директору школы, назвал себя, обрисовал ситуацию и настоятельно попросил созвать родительское собрание с обязательной явкой:
– Я как депутат горсовета вам рекомендую обеспечить стопроцентную явку родителей, особенно мальчиков.
Гости еще раз извинились и ушли. Петр Васильевич зашел к внуку:
– Приходили жалобщики на тебя, отцы тех, кому ты носы разбил и фингалы наставил.
Вечером после ужина Артем спросил:
– Дед, а ты себя помнишь, когда тебе было двенадцать лет?
– Помню, даже помню, когда мне пять лет было.
– Ты дрался?
– Дрался, но у нас были свои правила. Ведь мы дети войны, у нас было так: двое дерутся – третий не лезь, лежачего не бьют и драка до первой крови. У кого кровь пошла, тот проиграл. И только на кулаки, обычно один на один, а чтобы двенадцать человек на одного, такого у нас не было. Правда, иногда двор на двор дрались, но там тоже правило: у кого кровь, тот выбывает из драки.
– Расскажи, как это было?
– Не очень хочется вспоминать, но хорошо, расскажу один случай. В моем классе у многих не было отцов, эти были хулиганистые, в отличие от тех, которые из полных семей, и у кого отцы с войны вернулись. Мой папа тоже вернулся. Тогда мне было, как тебе сейчас, двенадцать лет. Мы жили в провинциальном городке. У школы стояли складские помещения, их почему-то называли амбарами, мимо них я ходил домой из школы по тропинке. Однажды, направляясь к дому после уроков, я свернул за амбар, а там, смотрю, драка настоящая, двое бьют одного. Били Грумова Ситцев и Тюрин из параллельного класса, я их всех знал. Причем Грумов не отбивался, просто закрыл лицо руками, у него уже кровь идет из носа, а те с двух сторон его по лицу мутузят. Я, естественно, посчитал, что это не по правилам, и вмешался. Ситцеву сразу ударил кулаком в нос, а Тюрина по уху зацепил. Они, оставив Грумова, накинулись на меня, а тот схватил портфель и убежал. У Ситцева из носа кровь пошла. Я говорю:
– Выбывай, ты в крови, – а он еще лезет, я изловчился и левой ему под дых.
В этот момент попало мне в нос от Тюрина, а у меня был слабый нос, кровь из него течет, стоит зацепить. В общем, у всех кровь пошла, драка прекратилась.
– За что вы его били? – спросил я.
– Да он сексот, предатель.
– Вы ж не по правилам дрались, двое на одного, и он уже в крови, а вы продолжали.
– На сексотов не распространяются законы, так и на войне было.
– И что он сделал?
– У нас должна была быть контрольная, мы с Ситцевым в чернильницу натолкали мух и подсунули учительнице на стол, она подслеповатая, не очень-то видит… (в то время не было ни шариковых ручек, ни наливных, а были перьевые, которые обмакивали в чернильницу). Учительница ручку в чернильницу обмакнула и не заметила, что к перу прицепились две мухи, короче, она испортила журнал. Возмущению ее не было предела. Стала спрашивать, кто сделал, все молчали, никто ничего не сказал, а когда все на перемену пошли, Грумов задержался и выдал нас. После перемены учительница поставила нас у доски и начала позорить. Вспомнила, что у нее учились наши отцы, и хорошо учились, дисциплинированные были, оттого и стали хорошими воинами. Простояли мы целый урок в углу у доски. Вот за что мы Грумова отмутузили.
Я пришел домой, отец не заметил синяка под глазом, как у тебя сейчас, но поменьше. А вечером он вдруг заходит в мою комнату:
– Выйди на улицу.
Мы жили в частном доме. Я вышел. Стоит Грумов со своим отцом.
– Этот? – спросил Грумова-младшего Грумов-старший.
– Этот.
– Ты бил его? – последовал вопрос ко мне.
– Нет.
– Тогда расскажи, что и как было.
Я рассказал:
– Завернул я за амбар по пути домой из школы, а там двое, Тюрин и Ситцев, бьют его, я ввязался в драку с ними, а он схватил портфель и убежал.
– Так кто же тебя бил? – спросил Грумов-старший Грумова-младшего.
– Ну он же говорит, что били Тюрин и Ситцев.
– А дома ты сказал, что тебя Петька бил.
– Ну, он там был.
– Так он бил тебя или нет?
– Нет, он дрался с Тюриным и Ситцевым.
– А чего же ты меня сюда притащил и сказал, что тебя избил Петька?
– А если бы я сказал, что меня избили Тюрин и Ситцев, ты бы пошел к ним, и они бы потом меня снова избили. А Петька честный, справедливый, он бить меня не будет.
– Так он, выходит, тебя защищал, а ты сбежал и еще на него наговариваешь, будто это он тебя избил!
– Я не говорю, что это он меня избил. Говорю, что он дрался, но не со мной, а с теми.
– Иди домой, я разберусь с тобой после.
Отец Грумова дал сыну хороший подзатыльник и стал извиняться перед моим отцом.
Вот такой был случай, когда мне было, как тебе сейчас, двенадцать. По-моему, у нас правила были почестней. Чтобы двенадцать на одного, такого не помню.
Об авторе:
Леонид Петрович Гришин
Профессиональным писателем назвать себя не может. Имеет техническоре образование и сорокалетний стаж работы инженером-конструктором. За время работы достиг высокой должности главного конструктора завода. До 2010 года имел только научные и технические публикации, в том числе касающиеся изобретений. За свой жизненный и профессиональный опыт встретил немало интересных людей и был свидетелем самых разных жизненных историй, память о которых он посчитал важным сохранить в своих одиннадцати книгах. Каждая из них посвящена отдельному этапу: детские воспоминания о военном и раннем послевоенном времени, длительные командировки по стране и за границей в период «железного занавеса», переходный период 90-х годов, личные истории ближайших друзей, коллег и знакомых.