Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 55

- Эми, малышка - спросил он, - что ты тут делаешь?

- Эм, слушаю лекцию по микробиологии… это, знаешь, занимательно… все эти плазмиды…

- Значит, ты, вроде как, моя студентка.

- Я? – удивилась я, потому что, чтобы быть студентом-биологом, нужно понимать, о чём говорит лектор, ведь так?

- Ты… добро пожаловать, Эмилия, - улыбнулся Брендон.

И с тех пор я стала Эмилией, но это не мешало мне мечтать и тщательно записывать свои мечты. Очень тщательно. В деталях. Я изучала английскую и немного мировую литературу и знала толк в тщательности и правилах написания.

И всё было отлично, шло почти по плану, не считая того, что Брендон не замечал меня, совсем. Впервые мой метод дал сбой, существенный, и я мечтала с удвоенной, утроенной силой, не пропуская занятий, не отвлекаясь на осуждающих меня мух и тридцать человек рядом.

У меня всё отлично получалось. В своих мечтах я не только встречалась с Брендоном, и мы посещали страны и континенты, но и проводили бурные ночи (а иногда и дни), в мои мечты так же входила свадьба. Идеальная.

Но, главное, в моих мечтах Брендон любил меня.

Сильно. Отчаянно. Навсегда.

 

Когда дома я сообразила, что именно отдала в руки Брендону, холодный пот прошиб меня, я сидела, уставившись в столешницу, изучая узоры на текстуре дерева, и молча моргала.

- Ты отдала ему в руки свой порно-блокнот? – Питер, мой сосед, сидел напротив и подпирал кулаком щеку. Он был славным парнем и красивым, к тому же добряком.

И, вероятно, было бы лучше влюбиться в него, чем в Брендона, но любовь – это не то, что вы можете контролировать. Она просто приходит. Отчаянно. Сильно. Навсегда.

- Никакой он не порно, - обиделась я.

- Вообще-то, я его читал, - уточнил Пит.

И это чистая правда, однажды я оставила молескин открытым, и он, бросив взгляд, дочитал всё до конца, заявив, что мне следует писать любовные романы, а ему уединиться, и ушёл в ванную комнату. Потом несколько дней Пит смотрел на меня странно, но вскоре встретил Лили, и всё прошло. Пит поклялся никогда никому не рассказывать о том, что читал, и я верила ему.

Непорядочно читать чужие дневники, скажите вы?

Но, знаете, все не без греха, в конце концов, Пит был уверен, что читает конспект. Потом он извинился, и мы больше не возвращались к этой теме. Так что Питер Уайт – отличный парень.

- Тебе нужно выкрасть свой молескин, - серьёзно сказал Пит.

- Как?

- Пробраться в кабинет и выкрасть…

- Может, он ничего не поймёт?

- Нет, - Пит хитро улыбнулся, - это невозможно не понять, и потом, ты же так и пишешь «Брендон Энтони Морган Ламберт», очень сложно не понять, о ком идёт речь при такой постановке вопроса.

Так что я снова вышла на улицу, села в машину и, через некоторое время, зашла в кабинет Брендона Ламберта, готовая выкрасть свой молескин, в крайнем случае – выкрасть самого Брендона, а ещё лучше – он меня, чтобы влюбиться.





Сильно. Отчаянно. Навсегда.

 

Брендон держал в руках мой молескин, и резко открыл глаза, когда я вошла.

Мы молча смотрели друг на друга. Я ещё смотрела на свой блокнот в его руках, когда поняла, что метод не работает, что Брендон не влюбится в меня. Никогда. И уж тем более:

Сильно. Отчаянно. Навсегда.

Я набрала в лёгкие воздух и, повернувшись на каблуках, вышла. По длинным коридорам, с рамками фотографий выпускников, которыми гордятся, со стендами с кубками и просто бесцветными стенами.

На улице я запахнула куртку, но не стала застёгивать, несмотря на холод, и продолжила идти. Мимо своей машины, мимо Вольво, мимо парка, парковки, магазина, пока не услышала шелест шин за своей спиной, и тут же почувствовала тёплую руку у себя на запястье.

- Я не читал, - Брендон протянул мне блокнот.

- Почему? – спросила я.

- Это личное, - он возвышался надо мной и застёгивал мою куртку.

Мне хотелось отвести глаза из-за того, каким невыносимо красивым я видела Брендона. Было темно, несколько фонарей бросали свет на взлохмаченные волосы и серые глаза мужчины, который молча смотрел на меня, и я не находила слов, чтобы что-то сказать. Или сил, чтобы уйти. На самом деле я хотела простоять так всю жизнь. Под фонарями и первым снегом, и чтобы моя рука была в его руке.

- Зачем ты записалась на лекции, Эми, малышка? – он говорил тихо и, наверное, от этого я немного привстала на цыпочки.

- Я хотела видеть тебя, - призналась я, - ты не звонил, не приходил.

- Мне нужно было срочно уехать. Там плохая связь, прости, что не сообщил заранее, а когда вернулся, первое что увидел - тебя в своей аудитории.

- И не подошёл…

- Не подошёл, Эми, малышка, ты ведь знаешь, что такое дисциплинарная комиссия? Как ты думаешь, что будет, если я начну встречаться с собственной студенткой?

- Я… я же…

- Ты. Моя. Студентка.

- Но?..

- Эми, - я вздрогнула от этого «Эми», от того, как Брендон внимательно смотрел на меня, словно изучал что-то на моем лице или уже нашёл. Мурашки на моей спине танцевали под музыку Кейко Матсуи, меня кружило в одном ритме с ними, закручивало в вихрь его близкого горячего дыхания, на мгновение мне показалось, что я не дышу и даже не существую, я парила где-то в невесомости, законы гравитации не действовали на меня.

- Я завидую снежинкам на твоих щеках, Эми, малышка, - послышалось откуда-то извне моей невесомости, - они могут целовать тебя.

- Ты тоже, - прошептала я, зная, что он не может, и следующее, что я почувствовала – невесомый поцелуй в щеку, скользящее дыхание к губам и вкус губ Брендона.

Кажется, я всхлипнула, и свет от фонаря расплылся у меня перед глазами. Потому что именно таким должен быть первый поцелуй. Волнительным, желанным, невыносимо горячим и в то же время лёгким. Поцелуй, от которого не оторваться, от которого кружится голова, сбивается дыхание и немеют ноги. Поцелуй, который хочется продолжать и продолжать. Пока на головы нам сыпал первый в этом году снег, и в нашей невесомости играла музыка Кейоко Матсуи.