Страница 1 из 55
Это, и навязчивое «жжжжжжж» над ухом, сильно отвлекало. Я обвела глазами аудиторию, где, в звенящей тишине, раздавался бархатистый голос:
…рибосомы и запасные гранулы; остальное пространство занимает коллоидная фаза…
…имеются специальные трубочки — рапидосомы, аналогичные микротрубочкам простейших…
Муха, навязчиво и громко жужжащая, наконец-то, затихла, и я увидела её прямо перед собой, она сидела и смотрела на меня своими огромными фасеточными глазами и укоризненно, да-да, укоризненно, качала головой.
Скорее всего, даже муха понимала больше из того, что говорил бархатистый голос.
…глобулярные образования, состоящие из различных молекул…
Не поймите неправильно, всё это невероятно увлекательно, как фейерверк на день Независимости, сверкает, переливается, ты смотришь на разноцветные вспышки, фонтаны из разноцветных брызг, но кто захочет постоянно смотреть на фейерверк? Думаю – никто.
Так же и слова:
…рибосомы…
…эукариоты …
…резистентный…
Мало кто захочет слышать их каждый день, изо дня в день. Кроме тех тридцати человек, что сидят сейчас в этой же аудитории, где летает укоряющая меня муха.
И меня – Эмилии Бойл, прилежной студентки факультета английской литературы.
Вам кажется это странным? Я готова объяснить своё пристрастие к «глобулярным образованиям» и даже к «коллоидной фазе».
Это, конечно же, бархатистый голос, потому что, когда девушка слышит слово «рапидосомы», произнесённое таким голосом, это почти как слушать Кейко Матсуи – так же завораживающе прекрасно и хочется закрыть глаза и плыть, плыть по волнам этих звуков.
….рибосомы….
….эукариоты….
Чувствуете, как начинает спирать дыхание и слезятся глаза от невозможности выразить словами всю гамму чувств, которая обрушивается на тебя, а потом поднимает и несёт, несёт тебя в круговорот желания любить весь мир, а особенно – обладателя этого бархатистого голоса.
Прислушайтесь. И вы меня поймёте.
- Эмилия? Эмилия? Э-ми-ли-я? – услышала я сквозь вату, медленно поднимая глаза на звук. Медленно, потому что смотреть на обладателя невероятного голоса ещё более захватывающе, чем слушать. Мои глаза оказались напротив… напротив… в общем, напротив. Потому что я сижу, а обладатель голоса стоит и внимательно смотрит на меня. В то время как я медленно поднимаю взгляд, отмечая про себя, что никогда не встречала мужчин, на которых настолько потрясающе сидят темно-синие джинсы. Однотонный деним приковывает моё внимание на какое-то время, пока я не вижу мягкую ткань свитера и, клянусь, я не встречала мужчин, которым шёл бы серый цвет. Но ему – идёт.
Встретившись с серыми глазами обладателя бархатистого голоса, я невольно перестала дышать. Он смотрел внимательно, и я узнавала все нюансы и оттенки его глаз.
Брендон Энтони Морган Ламберт положил обе руки на стол и, нагнувшись, смотрел прямо на меня, ровно в глаза, на очень-очень маленьком расстоянии, таком, что я невольно облизнула губы и проследила глазами, как нервно дёрнулся кадык Брендона.
- Эмилия? Что вы можете рассказать про цитоплазму бактерий?
- Ааааааааа? – и уточняю на всякий случай. – Бактерий?
- Бактерий, - подтверждает Брендон и внимательно смотрит на меня, вернее, как мне кажется, на мой рот. – Я слушаю.
- У бактерий есть цитоплазма, - отвечаю я, потому что это вполне логично предположить, это понятно даже младенцу, а уж мне, не пропустившей ни одной лекции – тем более!
- И?
- И? – это «И» ставит меня в тупик, на самом деле мне достаточно знать, что она есть, скажу откровенно, мне достаточно знать, что есть бактерии. Вообще. Они есть. Есть бактерии, есть микробы, есть цитоплазма, наверное, есть ещё что-то, но какое это имеет значение, когда бровь Брендона поднимается, и он внимательно всматривается в моё лицо, как будто изучает его, или ищет что-то, или уже нашёл.
- Посмотрите свои записи, Эмилия.
- Записи? – вся проблема в том, что я не веду записи, вернее, веду, но об этом чуть позже.
- Да, вы же записываете, я вижу.
- Это не то, что вы думаете, - почти выкрикиваю я, понимая, как странно это звучит для Брендона и, в целом, для всех, и для меня тоже.
- Не то, чтобы я об этом думал, - бровь поднимается выше, пока лицо не озаряет улыбка и, гибко оттолкнувшись, лёгким движением, таким, что у меня буквально дрожат колени, Брендон встаёт прямо и идёт обратно на своё место.
Посмотрите внимательно на то, как он двигается. Словно он танцор или хищник. В его движениях грация, я имею в виду, очень странно, когда мужчина, знающий анатомию бактериальной клетки, двигается так.
Его длинные ноги ступают мягко, и вряд ли это заслуга обуви на гибкой подошве. Мягкий свитер обтягивает широкие плечи, а отросшие волосы цвета бронзы немного закрывают шею.
Пока я любовалась, без сомнений, прекраснейшим видом на спину (и не только спину, но и синий деним), окружающие меня тридцать человек встали и начали собираться. Осуждающая муха незаметно улетела, и я почти уверена, что мы с ней встретимся снова, а Брендон Энтони Морган Ламберт остался сидеть за своим огромным столом, сцепив руки в замок, провожая кивками и улыбками студентов, с некоторыми перекидываясь парой слов.
Пока не осталась я. И он.
Он – невозмутимо прекрасный.
И я – так непохожая на цитоплазму бактерий. Мне хотелось в это верить. На самом деле у меня довольно привлекательная внешность, мне не на что жаловаться или быть недовольной. Конечно, я не модельной внешности, но дело исключительно в росте. Вряд ли на подиум примут модель ростом пять футов три дюйма. (* около 162 см)