Страница 4 из 98
«Это конец!» – беспомощно содрогнулся Виктор. Он еще успел удивиться, почему ему совсем не больно. И … проснулся.
Он проснулся и сразу же вспомнил все.
Вчера ему не оставили выбора, и теперь он не сможет жить по– прежнему. С глубокой нежностью и болью вспоминать Татьяну, писать научные статьи, проводить эксперименты, руководить лабораторией.
Татьяны не стало два года назад.
Лаборатории тоже больше не было. Ее сожгли вчера. Виктора до сих пор мутило от запаха оплавившегося пластика и горелой резины. Все, о чем он мечтал последние годы, все, от чего у него за спиной появлялись невидимые крылья и он мог творить невозможное – уничтожили за несколько часов. Ему уже не важно было, кто это сделал.
Они только не знали, что у него есть последний выход – тяжелый отцовский браунинг. Какой ценой он сберег его! Похоже, не зря.
Он приедет в институт, зайдет на пепелище и закончит свое последнее в этой жизни дело.
Боль началась с кончиков пальцев на ногах, резкая, обжигающая. Огненной волной она перекатывалась выше и выше, пока не достигла лба, и тогда парализовала сразу и мысли, и чувства – все, что в нем оставалось от Виктора Колпакова, военного врача, гениального изобретателя и просто нестарого еще мужика. Но он справился с этой болью.
Глава 4
Июль 2001 год
Директор Научно– исследовательского Института Экспериментальной Медицины посмотрел на собравшихся за столом и вяло махнул рукой. Это было знаком – совещание закончилось.
Люди оживленно зашевелились, отодвигая высокие неудобные стулья, и ринулись к выходу. В дверях кабинета даже возникло некое подобие затора. Безобразно толстый начальник второго отделения не пропустил метнувшуюся тенью старшую докторшу. Та, придавленная к стене, тихонько вспискнула.
Начальник второго отделения хрюкнул и отступил. Старшая докторша, потирая ушибленное плечо, выскочила в приемную. Оставшиеся сотрудники, наученные горьким опытом, стояли чуть в стороне и ждали. А некоторые дождались– таки.
– Сколова и Осипова прошу остаться! – раздался мощный бас директора. – Остальных – соблюдать правила приличия. Хотя бы в моем кабинете!
У стены послышалось невнятное хихиканье. Начальник второго отделения возмущенно запыхтел и вылетел из узкого проема, словно пробка из горлышка.
Николай Осипов – холеный молодой человек с голливудской улыбкой, встретился глазами с Петром Сколовым – крупным мужчиной лет пятидесяти. Они оба прекрасно знали, почему их попросили остаться. И не просто знали – давно ждали этого.
Когда дверь закрылась за последним галантным начальником лаборатории, пропустившим перед собой и женщин, и мужчин без разбора, директор института вышел из– за стола и тяжело вздохнул.
– Ну что, ребятушки? Год прошел без Виктора– то. А на меня сверху напирают. Вы готовы продолжать эксперимент?
Петр Сколов на правах старшего утвердительно кивнул.
– Документы полностью восстановили? Оборудование в рабочем состоянии?
– Все работает, все восстановлено, – откликнулся Николай.
– А я– то, грешным делом, побаивался, что без Виктора алгоритм утрачен навсегда, – директор снова вздохнул. – Земля ему пухом. Такие ученые раз в сто лет рождаются.
Сколов недовольно поморщился. Вот ведь уже двенадцать месяцев прошло, как он занимает место покойного Колпакова. А директор все сравнивает. Все дает понять, что он – Сколов, Колпакову в подметки не годится. А если бы он тогда, до пожара еще, не подстраховался – алгоритм– то и в самом деле вряд ли восстановили бы. Если бы он каждую бумажку колпаковскую не копировал бы и в сейф к себе не прятал. Правда, об этом знать директору было ни к чему. Пусть уж думает, что Сколов заново своими силами документацию восстановил. Может, уважать больше станет.
– Значит так, – заявил директор. – Эксперимент мы должны начать не позже первого сентября. Ты, Петр – начальник отделения, сам понимаешь, за что отвечать будешь.
– А тебя, Николай, – директор повернулся к Осипову, – я назначаю куратором темы. Времени в обрез. Срочно ищите подопытных пациентов. Создавайте бригаду специалистов. В общем, готовьте базу. Из больных нам порекомендовали взять одного с запущенной онкологией, второго с рассеянным склерозом, третьего с амнезией и четвертого – хронического алкоголика. Во всем остальном – карт– бланш. Но учтите, если эксперимент провалится… Тогда боюсь и вам, и мне, как Колпакову, придется…
– Не провалится! – уверенно заявил Сколов. – Он и в прошлом году не провалился. Если бы не пожар…
– Вот только без всяких «если бы» и «почти», – повысил голос директор. – Вопросы есть? А раз нет – свободны.
Глава 5
Август 2001 год
Дождь шел с утра и до вечера. Машины по Приморскому шоссе ползли в белом мареве брызг, тормозные огни превратились в мутные красные пятна. Вода косыми струями стекала вниз, плескалась вокруг, стучала в крыши. Стоило открыть окно, чтобы закурить, и плечо становилось мокрым. Антон поежился, выбросил окурок в пепельницу и нажал стеклоподъемник. Еще десять километров – ничего, дотянет.
Дача для Антона была местом особенным. Он помнил, как в раннем детстве выезжал туда с родителями, дедушкой и бабушкой на Первомайские праздники. Обычно набиралась груда необходимого хозяйственного хлама, отец вызывал грузовое такси и уезжал на нем – показывать дорогу водителю. А все остальные налегке отправлялись с Финляндского вокзала на электричке.