Страница 8 из 308
Марья перевела взгляд на Урусова, невозмутимо взиравшего на отца с дочерью:
- Илья Сергеевич, отчего же вы меня не спросили?
- Полагаю, mademoiselle, что в данном вопросе ваше слово нерешающее, - нахмурился Урусов.
- Вот как! – страх уступил место ярости. – Так вот! Мой ответ, нет! Я не выйду за вас!
- Марья, опомнись! – Ракитин схватился за грудь.
Филипп Львович побледнел и осторожно опустился в кресло. Не помня себя от гнева, Марья Филипповна даже не обратила внимания на то, как переменился в лице отец. Всё её внимание было приковано к князю.
- Вам стоило прежде меня спросить, ваше сиятельство! Нет! Нет! И ещё раз нет! Я не стану вашей женой, ни при каких обстоятельствах!
Урусов прищурился, разглядывая взбешённую девицу перед ним. Он всегда подозревал, что за обманчиво кротким обликом кроется бешеный темперамент, и нисколько не скрывал, что сие привлекало его ничуть не меньше, чем просто хорошенькое личико. Чувствовал он и неприязнь, что испытывала к нему девушка, потому и решил говорить не с ней, а с отцом прелестницы. Но он недооценил её упрямство, полагая, что воле родителя mademoiselle Ракитина беспрекословно покориться.
- Предлагаю вам хорошенько подумать, mademoiselle, прежде чем бросаться подобными заявлениями.
- Она подумает, Илья Сергеевич. Обещаю вам, - ослабевшим голосом отозвался Ракитин. – Приезжайте завтра. Думаю, ответ будет иным.
- Тогда до завтра, Марья Филипповна.
Урусов попытался взять девушку за руку, но Марья демонстративно спрятала руки за спину и покачала головой, давая понять, что её мнение не переменится. Едва за князем закрылась дверь, девушка повернулась к отцу:
- Как вы могли, папенька?! Вы даже не спросили меня!
- Мари, - хрипло прошептал Ракитин, - скажи Прокопычу, пусть за доктором едет. Худо мне, Мари.
Ракитин старался держаться при князе и не выказать того, что отказ дочери весьма ощутимо ударил по его далеко идущим планам. Филипп Львович очень рассчитывал на поддержку Урусова и нисколько не сомневался, что и Марья поймёт всю выгоду от подобного союза. Может, он сам виноват в том, что долгое время, не желая уронить реноме семьи в глазах соседей, скрывал от своих близких, как шатко стало ныне их положение?
Едва Марья поняла, что Филиппу Львовичу и в самом деле сделалось худо, словно пелена спала с глаз и собственные горести тотчас отступили. Распахнув двери кабинета, она велела лакею отправить кучера за доктором.
- Папенька, что с вами? – она присела подле его кресла.
- В груди давит, - побелевшими губами вымолвил Ракитин. – Сержа позови.
Марья метнулась прочь из отцовского кабинета. Брата она разыскала на заднем дворе, где он на длинном поводу гонял по кругу жеребца, приобретённого накануне.
- Серёжа! – Позабыв о приличиях, Марья бросилась ему на грудь. – Батюшке худо!
Передав повод конюху, Сергей стремительным шагом направился к дому. Марья едва поспевала за ним. Серж первым вошёл в кабинет и тотчас повернулся к сестре, прижав её голову к своей груди. Филипп Львович лежал на полу около кресла, глядя остекленевшими глазами в пустоту.
Вырвавшись из объятий брата, Марья опустилась на колени подле отца.
- Папенька, - она потянулась дрожащими пальцами к его лицу.
Серж подхватил её и легко поднял, кликнув прислугу. Тело Филиппа Львовича перенесли в его покои. Приехавший доктор понадобился не почившему хозяину усадьбы, а его супруге. Елене Андреевне дали успокоительных капель и уложили в постель.
Для Марьи всё было, как во сне.
Наутро Сергей сам съездил в приход и привёз священника. Он же оповестил ближайших соседей и родню о кончине Ракитина-старшего. Несмотря на конец августа, дни стояли ещё довольно жаркими, потому с погребением спешили.
Первыми на отпевание приехали Калитины, а вслед за ними Урусовы. Были и Василевские. Поль встал у гроба рядом с Марьей и всё время, пока длилась панихида, незаметно держал её за руку.
- Мне жаль вашего папеньку. Он был хорошим человеком, - шепнул он ей на ухо и тихонько сжал её ладонь, чем вызвал новый поток слёз.
Павел Алексеевич вложил в её руку чистый платок и позволил себе чуть приобнять вздрагивающие плечи. Наблюдая за Василевским и mademoiselle Ракитиной, Илья Сергеевич недовольно хмурился.
Чувство вины росло и грозило поглотить девушку. О, как корила она себя за ту истерику, что устроила в кабинете отца. Ведь ежели бы она повела себя, как благовоспитанная барышня и не стала кричать на князя, отец был бы жив. Что стоило ей скромно опустить глаза и попросить времени на раздумья? Филипп Львович по доброте душевной, конечно же, не отказал бы, а после она нашла бы способ убедить отца не выдавать её за князя. Но что сделано, то сделано, и как бы ей не хотелось возвернуть время вспять, увы, сие было совершенно не возможно. Само собой, о сватовстве теперь, когда Полесье погрузилось в траур по усопшему барину, не могло быть и речи.