Страница 28 из 192
- И как-то раз, - продолжал между тем он, - я уж слишком сильно задумался, раз десять, а то и больше листву поменять успел. А потом обнаружил, что корни мои, вытянувшись неимоверно, глубоко в землю вросли, и теперь, сколько ни старайся, с места мне не стронуться. С тех пор и доживаю свой век тут, как обыкновенное дерево. Даже ветки стали лезть где не надо; двигаюсь-то я мало, вот и потерял былую форму.
- Печальна ваша история, - пожалел его я.
- Слушай. А что это ты ко мне так странно обращаешься? - спросил он вдруг немного обиженно. - То так, то этак. Говорил бы все время “ты”, раз уж начал. Нас ведь больше нет, если ты через меня хочешь ко всему роду обратиться. Один я. Уж во всяком случае единственный, для кого слова еще хоть что-нибудь значат. Вот он всегда говорил мне “ты”, хоть вежливости не ему у тебя, а тебе у него надо бы было поучиться.
- Ладно, постараюсь, - согласился я, подумав, что так будет несколько противоестественно. Узнав историю этого странного древесного старика, я невольно проникся к нему уважением, и желание говорить с ним по-простецки, как это было вначале, исчезло само собой. Но я сделал над собою усилие, раз уж так он захотел. - Хорошо, - сказал я. - А как хозяин тебя еще называл. Имя-то у тебя какое-нибудь было?
- Имя - есть имя, - задумчиво пробормотал он. - Его я держу при себе. Оно ведь как срез ствола; постороннему не увидеть, не причинив вреда. Ты же не станешь меня распиливать, дабы посмотреть, что у меня внутри.
- Конечно нет, надо думать, - поспешил я успокоить его.
- Тогда зачем его тебе знать, оно ведь мое и ничье больше, потому для других совершенно бесполезное. Да и не переведешь его на понятный тебе язык.
- Но ведь он его знал? - не унимался я в своем любопытстве.
- Может быть. Он слишком много знал из того, что большинству не ведомо. А в разговоре он для простоты называл меня Линдергом, вроде как “древесный человек” на одном из языков. Этого тебе достаточно будет?
- Вполне, - удовлетворился я. - А меня зовут Джим, если это вам, ой простите, тебе интересно. Но скажи мне, Линдерг: а что стало с твоими соплеменниками.
- То же, что и со мной может статься через сотню - другую лет. Видишь? Они вокруг, - видимо он имел в виду деревья, обступавшие нас. - Только с людьми нынче и то проще найти общий язык, чем с ними. Их ничего уже не касается. А может, они и правы, так лучше: ни о чем не думать и ничего не слышать, кроме шелеста ветра в собственной листве, а корни окунуть глубоко в теплую землю - впрочем, в этом я уже могу им не завидовать.
- Ты хочешь сказать: все они разгуливали когда-то, прежде чем врасти в землю, навроде как ты? - удивился я. - Ты уж извини, но в это я не поверю. Ведь всем известно, что деревья растут из семян и появляются из земли сперва тоненькие и крохотные, а уж потом, через много-много лет вырастают огромными как эти.
- И ты все это своими глазами видел? - недоверчиво спросил он.
- Нет, конечно. На это и целой жизни не хватит.
- Вот то-то. Ты не мог видеть их такими, какими они, как ты говоришь, были в молодости, а утверждаешь.
- Этих не видел, - попытался возразить я. - Но зато видел другие.
- Другие - есть другие, а я говорю об этих. Их-то я знаю получше, чем ты, поэтому посоветовал бы тебе не спорить.
- Хорошо, - сдался я. - Тогда расскажи мне еще что-нибудь о хозяине.
- А что тебя интересует? - спросил он как бы нехотя.
- Все, - вполне искренне ответил я.
- Всего не расскажешь. Я и сам порой с грустью думаю, что слишком мало о нем знал. А он не любил особо распространяться о своих делах. Все больше интересовался: как они обстоят у меня, как протекает жизнь в нашем лесу. При нем я был вроде как его хранителем, а теперь, как видишь, уже не имею возможности за всем уследить. Потому и пришел он в нынешнее запустение: где подгнил, где порос кустами да бурьяном, а со стороны - люди наседают.
- А по-моему, тут не так уж и плохо, как ты говоришь, - возразил я. - Вот мне, напротив, показалось, что здесь очень даже уютно и чисто.
- Это здесь. Вот если бы ты подальше прогулялся, - он махнул веткой вниз по ручью. - Да тебе туда и не захочется. Кому понравится сквозь заросли продираться.
“Ночью конечно не понравится, - мысленно согласился я, - но днем, при солнечном свете, пожалуй, и стоило бы все оглядеть. Недаром Линдерг намекал, будто лес хранит немало тайн. Хорошо бы узнать по возможности еще кое-какие из них, хотя сегодня я наверняка узнал главную: несомненно, предо мной сейчас основная его диковина. Но все-таки как мало поведал он мне о загадочном хозяине! Его слова только всего-навсего подтвердили то, что мы с Аином ранее сами подумали о нем: хороший, умный человек и так далее - вряд ли можно было представить его иначе. А ведь Линдерг знал его лично. Неужели забыл по старости? А может, просто тяжело ему об этом вспоминать. Ведь тот сгинул неизвестно где, оставив своих подопечных одних одинешенек, а они в этом неизменно меняющемся мире - как сущие дети, прямо.
- Можно тебя еще об одном спросить? - сказал я, будто в этом была моя последняя надежда.