Страница 2 из 192
- Хорошо сказал “допустим”, - хмыкнул дядюшка, - Но ведь и тогда она была не просто так, а, как понимаешь, где-то брала свое начало и где-то заканчивалась.
- Это у речки можно найти начало, - перебил я его, - а у дороги - поди, попробуй, особенно теперь...
- Удачное сравнение, - улыбнулся старик. - И правда, одним своим концом, точно речная вода в водах других рек, она затерялась среди множества сходящихся и расходящихся путей, и вряд ли ее там отыскать. Но с севера она осталась такой, как тогда, давным-давно.
- Понятно почему. В той стороне люди, считай, почти не живут. Некому ее перекроить на современный лад, - сказал я и задумался. Действительно, никому теперь не известно ее первоначальное назначение. На северной окраине, уже за городской стеной, вдоль нее поселился всякий сброд, которому не место было в городе, рядом с добропорядочными людьми. А там его никто не трогал. С юга к нам хоть иногда прибывали заезжие купцы и прочие редкие гости, но с севера - никогда. И из наших в ту сторону никто не путешествовал. Что там было искать кроме неприятностей. Не ровен час, ночь застанет раньше, чем минуешь трущобы, и тогда - в лучшем случае, оберут до нитки и голышом пустят восвояси. Но и обитатели окраин севернее своих владений вряд ли хаживали, ведь сразу за их чертой начинались бескрайние Степи Розовых Отблесков. Не знаю, откуда взялось столь романтичное название. Наверно, этим именем их наградила какая-нибудь поэтическая натура вроде моего дядюшки, увидев те степи на рассвете или закате, когда еле выглядывающее солнце все что ни попади окрашивает в розовый цвет. На деле же это была сущая травяная пустыня. Зимой там бушевали метели, весной и осенью наползали дождевые облака, а летом, в жару, от земли поднималось марево, делавшее невидимым горизонт. И лишь иногда, в начале сентября, когда воздух становится особенно прозрачным, то ли далекая вершина проглядывала над дымкой, то ли просто край темного облака, какие часто случаются на небе вечерней порой. Ясно, что в любое время года там нечего было делать. И обычный, нормальный человек, случайно направив взгляд в ту сторону, мгновенно терял интерес, спеша перевести его на более достойные предметы. Выходит, либо дядюшка в своем объяснении, либо я в своем понимании - но кто-то из нас зашел в тупик.
- Не припомню, чтобы хоть в одной из твоих сказок говорилось что-нибудь похожее, - заметил я.
- А такой истории и нет, - вздохнул он, вовсе не обидевшись на слово “сказки”, хотя сам их никогда так не называл. - Увы, частенько только к старости замечаешь многие интересные вещи, которые всегда были под самым твоим носом. В молодости все норовишь их подальше искать, где-нибудь за морями, в других странах, куда и жизни не хватит, чтобы добраться. А не успеешь оглянуться, как ее и на более близкое путешествие не хватает. Кажется, самые дальние земли все уже открыты, однако есть еще белые пятна, прямо под боком, словно про них по случайности забыли. Признайся: тебя ни разу не смущало, что все карты, на которые попал наш городок, через какие-то пару десятков миль к северу от него просто-напросто упираются в край листа, как будто дальше ничего нет?
Я не слишком интересовался картами, чтобы что-то вразумительное на это ответить. Хватало того, что спокойно мог найти без них, едва ли не с закрытыми глазами. А путешественникам, надо полагать, тоже неохота была тратить силы и время впустую.
Будь мои ноги помоложе, - посетовал старик, не дождавшись ответа, - отправился бы туда и сам все разузнал. А так, верно, уже никогда не узнаю, и спросить некого.
- И это все, что ты хотел мне сказать? - разочарованно произнес я. - Напрасно, по-моему, огорчаешься. Была бы какая в том польза, давно бы уж разузнали без тебя.
- Опять ты заговорил как все, - с укором посмотрел он на меня.
- Да. И ничего плохого в этом не вижу. Прости. Меня уж, наверно, заждались. Договорим как-нибудь в другой раз, - заключил я, решив, что за традиционной порцией доброго пива легче будет переварить только что услышанное. Тем более меня действительно ждали.
*****
- Наконец-то, - проворчал кривой Билли, который как обычно, управившись с дневной работой, занял в трактире столик возле окна. - Полчаса здесь сижу, а в глотке до сих пор сухо.
Не то чтобы ему неудобно было пить в одиночку, просто, он считал излишним тратить собственные, потом заработанные средства, когда “богатые” бездельники, вроде меня, не прочь составить компанию, вдобавок обеспечив все необходимое. Говорить про него можно долго, только, боюсь, каждый третий может похвастать подобным знакомством. Взять хотя бы, при каких обстоятельствах он стал кривым. Вот уж самая что ни на есть житейская история! Сам он об этом рассказывал примерно так:
“Проснулся... Башка трещит - понятное дело. Но почему глаз видит только один? Глянул в зеркало - ну и дела! Кто мог так сделать? Только баба - больше никто. Ну и стерва же! Ладно, рожу расцарапала, но по глазам-то зачем? Ничего, еще разберемся с ней, лишь попадись!”
Попадались многие, но, естественно, никто не сознавался. А сам Билли упорно не мог вспомнить, с какой именно тогда не поладил. Зато появился лишний повод для знакомства. Подходя к очередной подозреваемой, он с минуту без малейшего стеснения разглядывал ее, а потом, многозначительно трогая свой шрам, спрашивал: “Ни ты ли, подружка это сотворила?” Та, конечно, отрицательно качала головой, и через некоторое время оба уже премило сидели рядышком в обнимку. Он ей рассказывал всякую чушь из своей богатой событиями жизни, а она жалостливо поглаживала его расцарапанное лицо тонкими немытыми пальчиками. Не знаю, чем так Билли привлекал здешних вульгарного вида красоток, и еще менее понятно, чем они ему нравились. Я в такие минуты предпочитал одиноко сидеть в сторонке и не смотреть на эту сцену. Не сказать, чтобы между нами была настоящая дружба, не так уж много нас объединяло. Просто у меня порой в карманах водились денежки, в свою очередь одолженные до поры, когда б я смог, или захотел, сам себя обеспечивать. А у него имелся богатый жизненный опыт. И каждый делился с другим тем, что имел.