Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 136

Пришедший в себя Далдон не дал Лялечке развить ругательно-растительную тему. Он почти завизжал:

– Молчать!!!

Потом, немного успокоившись, обратился ко мне:

– Ты говори. Только правду. Все равно, завтра кардинал вернется, под пытками все ему расскажете. Даже того чего не было. Так что, лучше сознайтесь мне в своих преступлениях. Я вас по-быстренькому казню – и все дела.

– Как это ты казнишь кардинальских пленников? Разве имеешь такое право? – Перспектива погибнуть по-быстренькому меня не устраивала.

– Не имею. Но проявлю царское самодурство. Погундит немного и успокоится. Это, если бы я вас отпустил, без его ведома, другое дело. Говори, чего такого замышляли страшного, что даже папик, которого разыскивают за преступление, вместо того, чтобы уносить ноги, сам прибежал с криками о вопиющей беспрецедентной ереси?

– Ему показать мои фигушки, ну, что мы ничего не скажем? – Невинно поинтересовалась Лялечка.

Мне тут же припомнилась комбинация отрицательных жестов, после которых папик потерял сознание.

– Тихо ты!

– А я молча покажу...

– Не вздумай! Ваше Величество, ни сном, ни духом. Мы мирные путешественники и никакого заговора не замышляли. Могу поклясться самым дорогим, что у меня есть...

Мою оправдательную речь прервал подзатыльник.

– Вот, ты какой! Как только чуть-чуть припекло, так сразу мной клясться?!

– С чего ты взяла?

– А что у тебя самого дорогого есть, кроме меня?!

Царь абсолютно ничего не понимал. Только моргал и смотрел на нас.

– Во-первых, ты не что, а кто. А, во-вторых, я имел в виду вот это.

Я порылся в карманах и извлек горсть мелочи. Продемонстрировал ее сначала Лялечке, а потом и царю.

Монарх поменялся в лице, будто я сунул ему под нос живого скорпиона. Рот раскрылся, Величество на некоторое время потеряло дар речи.

 

t14

Перемена статуса

 

– У кардинала только один такой.

Царь указал на пятирублевую монету.

– А у тебя... Да, кто ж ты? Никак, самого Пахана помощник?

– Да..., – неуверенно подтвердил я предположение царя.

– И тайно к нам послан проверять?

Августейший, как мог, облегчал мне задачу. Самому брехать не приходилось. Только кивать головой. Кажется, все оборачивалось лучшим образом, только бы Лялечка не...

– Да, да, да! Прибыли проверять! И что получается? Нас хватают, сажают в темницу, подпалить грозятся. Да, мы вам двоек понаставим, будете знать.

Я тихонько щипнул чертовушку за руку, чтобы молчала.

– Ой!

– Тихо ты, – пришикнул я на нее, – все испортишь.

– А она? – Царь недоверчиво указал на Лялечку.

– Со мной. Вели угощения подавать. Будем подводить итоги нашей инспекции.

Через несколько минут стол был накрыт. Вернее, ломился от яств и напитков.

После первого тоста за знакомство, царь Далдон начал оправдываться:

– Если что не так, то прошу прощения. Но ересь-то была налицо: папик прибежал с воплями про галимый антикоммунизм. Да и женщина с тобой. Кто ж мог догадаться, что ты от Пахана? Что нам оставалось делать?

– Все правильно. Мы как раз и проверяли бдительность. Вот, если бы нас не арестовали и позволили бы дальше на свободе разгуливать, тогда бы и были неприятности. А, так, все нормально. Даже благодарность получишь. – Я поспешил успокоить царя. – Ну, давай, рассказывай, все-все, а я проверять буду, брешешь или нет.

– Об этом можешь не беспокоиться. Все, как на духу, выложу...

 

Пахан жил долго. Никто не знал точно, сколько именно. Многие считали, что всегда. Звали его Аллах Иисусович Гаэтама, а от перечисления полного списка званий и титулов Далдон попросил уволить, потому что не в силах простой смертный все запомнить. Пахан Всея Земли В Натуре так же являлся вождем всех времен и народов, фюрером, дуче, генеральным секретарем какого-то Центрального Комитета, президентом, далай-ламой, императором и прочая, прочая, прочая...

Титулы Пахана наводили на мысль, что каким-то образом он связан с нашим миром. Да и монеты, которые приобрели здесь статус мандатов были тому подтверждением. Смущало только одно, временное несоответствие. Многие из регалий появились у нас не более ста лет назад... Если бы не эта неувязочка, то складывалось бы впечатление, что Пахан – это какой-то стебанутый товарищ с нашего мира, страдающий обостренной стадией мания величия. Хотя… Громопук что-то говорил про временное несоответствие. Что-то про день за сто… лет.

По мере того, как ужин продолжался, Далдон становился все откровеннее и разговорчивее. Он уже не дожидался моих вопросов и говорил, говорил. Не мудрено. Напиток (скорей всего медовуха) отличался приятным вкусом и приличным алкогольным процентом. В конце концов царь принялся выдавать уже такие крамольные вещи, которые на трезвую голову навряд ли осмелился бы произнести вслух, даже будучи уверенным, что один. А уж тем более пахановскому проверяющему, за которого принимал меня.

Мне было нелегко. Во-первых, нужно было по максимуму воспользоваться откровенностью царя и не упустить чего-нибудь важного. Во-вторых, требовалось следить за Лялечкой, чтобы не злоупотребила спиртным. Она же еще ребенок, да и чертовушка, когда трезвая – не подарок, что тогда ожидать от нее пьяной. А, в-третьих, как-то надо было умудриться и не напиться самому…

– Осточертели эти папики, – продолжал изливать свою пьяную душу Далдон, – вот раньше, давным-давно, сам в летописях почитывал, царь – это о-го-го! Все сам решал. И не требовалось ему ничьего благословения. Захотел повоевать, пожалуйста. Воюй с кем хочешь и сколько хочешь, на сколько дури хватит. И главное, обидно, эти папики ни воевать не умеют, ни землю обрабатывать, ни ремеслом каким владеть… Но все их боятся. А как же? Чуть что – в очищающий огонь. А у меня, между прочим, не самая последняя дружина. Я-таки приграничный. У меня вон там пески. Нет, нет, да набегают басурмане-шайтанопоклонники.