Страница 6 из 8
Дрожащие строчки были просты и понятны и поневоле врезались в память. Впрочем, тогда Онису показалось, что это всего лишь сон наяву, игра уставшего мозга, но через множество дней письмена всплыли в памяти и круто переменили всю его жизнь. Тогда же измученный юноша просто отправился спать. А утром решительно заявил, что его ночная работа вполне годится как испытание мастерства, и если хозяин не объявит его полноправным мастером, он её разорвёт. Заказ-то был сделан совсем не ему!
Ещё до обеда, сопровождаемый проклятьями Переписчика, уже приложившегося к бутылке, новый Мастер покинул его хоромы. После утренней брани с хозяином и хозяйкой ночное приключение окончательно стало казаться сном.
***
Получив звание мастера, Онис принялся за работу. Вначале было непросто – новичку приходилось хватать любые заказы, чтоб как-то себя проявить. Но помаленечку дело пошло, и уже через пару лет молодой переписчик сумел покинуть тёмный, душный подвал и перебраться в приличную мастерскую. Его умение оценили. Теперь, кроме бездарных стихов и скучных писем в деревню на рабочем столе у Ониса стали встречаться действительно интересные экземпляры. Илар был огромным по́ртом, куда сходились пути со всего бесконечного мира, местом встречи купцов, мастеров, учёных и магов, городом разноязыкой толпы. И не было ничего удивительного, что переписчикам приходилось копировать торговые соглашения, написанные Заурангским и Ельским торговцами на их родных языках, лантанские трактаты по медицине, философские свитки из Хинда и вообще неизвестно откуда пришедшие магические писания.
Мастер с любовью и трепетом раскрывал тома, переплетённые в кожу, раскатывал пожелтевшие свитки, испещрённые рисунками и письменами, перебирал связки тонких дощечек, покрытых резьбой, и целый таинственный мир проходил пред его глазами. Вначале очень хотелось каждый раз сделать две копии – заказчику и себе, но было понятно, что на это не хватит никакого свободного времени. Тогда Онис стал копировать небольшие части заказов, казавшиеся особо красивыми. И скоро в его коллекции были десятки отрывков из рукописей, которые сам он не мог прочитать. Но рассматривать их, гадая, что значат неведомые значки, было изысканным удовольствием!
Однажды Онис допоздна засиделся над рукописью. Работа его увлекла, и, сам не замечая того, он трудился до самой полуночи. Наконец, оторвавшись от дела, мастер поднял глаза – в окне, выходящем на юг, сияла огромнейшая Луна. Это было первое весеннее полнолуние, Священные Дни, и, протирая уставшие от работы глаза, Онис вспомнил свою последнюю ученическую работу. Ровно два года назад… Тогда на пергаменте, испещрённом Синскими иероглифами, ему померещилось заклинание. Очень, очень простое… Ну, да, ну, конечно!
Юноша с лёгкостью вспомнил те несколько слов, что составляли волшебную формулу. Кроме того, в таинственной надписи говорилось, что, если произнести заклинанье в Священные Дни, обернувшись к полной весенней Луне, это обеспечит целый год жизни, какого бы возраста человек не достиг и какие бы болезни и беды на него не обрушились.
– Забавно, – подумал Онис, всё ещё считая свои воспоминания сном. – Вспомнилось всё, до последнего слова!
Он обернулся к Луне, пылающей золотом, и произнёс так вовремя всплывшее в памяти заклинание. И ничего не случилось. Не было ни грома и молнии, ни адского пламени, ни пения ангелов – ничего. Стыдясь самого себя и посмеиваясь над безумием праздничной ночи, юноша аккуратно сложил рабочие инструменты и отправился спать.
Наутро всё было по-прежнему. Через неделю и через месяц ровно ничего не случилось. А потом, в конце лета, вспыхнул пожар.
Трудно сказать, забыл ли Онис потушить один из светильников, или кто-то из конкурентов решил осадить молодого выскочку из низов, но огонь загорелся внутри рабочего кабинета, где пищи ему было хоть отбавляй. Мгновенно вспыхнули пергаменты и бумага, запылало лампадное масло из лопнувших от жара бутылей, взвились факелами связки свечей. Треща и ревя, пламя стремительно разбегалось по дому, но мастер успел бы выскочить прочь. А он кинулся в мастерскую, спасать свои книги…
Если это был, и правда, поджог, то смерти злодеи совсем не хотели. Им было нужно не погубить молодого Переписчика Книг, а только поставить его на место. И если кто-то из них был в толпе, когда из груды горящих углей пожарные вынули почерневшее тело Ониса, то, наверное, пожалел о парне вместе со всеми.
Мастера отвезли в мертвецкую при городской больнице для бедноты, поскольку ни родни, ни достаточных денег он не имел. А там, укладывая на каменный пол его обожжённое тело, санитары с удивленьем и ужасом увидали, как оно открывает глаза. Примчавшийся врач ощутил дыхание и нащупал пульс. Пожимая плечами, он велел нести ожившую головешку в лечебницу и там уже дожидаться конца.
Ждать пришлось очень долго. На удивление всем, Онис пошёл на поправку. Кожа, сгоревшая практически вся, на глазах вырастала гладким розовым слоем, оттесняя безобразные кроваво-чёрные пузыри. На второй день больной запросил пить и есть, а через неделю с трудом, но сам поднялся с постели. Удивление медиков перешло все границы, а врач, лечивший сгоревшего мастера, получил славу лучшего в городе. Один только Онис всё понимал, но, конечно, молчал. Странное заклинание, произнесённое в ночь Весеннего Полнолуния, показало себя на деле.
***
– Подумать только, что пожара бы не случилось! – покачал головою старик, глядя на взошедшую над высокой скалою Луну, уже почти круглую. – Второй раз, через год, я бы и не подумал опять прочесть заклинание. Жил бы, как все, и умер в положенный срок. Но этот случай всё изменил. Возможно, совсем не случайно именно в нужное время, под светом полной весенней Луны, оказался в моих руках таинственный свиток. И пожар этот был не случаен. Кто-то, или же что-то, вело меня к непонятной мне цели. Вело больше, чем половину тысячи лет. Но цель эта мне до сих пор не понятна… Я просто жил, как умел, своими радостями и своими заботами, и от прочих людей отличался лишь тем, что ежегодно, весеннею ночью, читал заклинание.
Ещё, в отличие от других, Онис часто переезжал из города в город и никогда не имел ни семьи, ни близких друзей. Это было необходимо, иначе скрыть свою тайну мастер не мог. Вначале, по младости лет, он хотел приобщить к заклинанию то друзей, то кого-то из девушек. Но сразу решиться не мог, а потом, спустя какое-то время, вдруг понимал, что никто из них посвящения в тайну не стоит. С возрастом Онис настолько привык к одиночеству, что уже с ужасом думал о том, что мог бы, к примеру, сдуру создать семью и столетья томиться рядом с каким-то другим человеком!
Переписывать книги он перестал лет после ста. Во-первых, не так уж много было вокруг мастеров его уровня, чтобы можно было среди них затеряться. Во-вторых, денег он уже заработал с избытком, и, удачно разместив свои капиталы, мог безбедно жить на проценты. Но именно – только безбедно. Шиковать было очень опасно, жить на широкую ногу значило быть на виду. Вот и выбрал Онис тихое, незаметное бытие, блуждая из города в город и из страны в страну. И помня Священные Дни.
Вообще-то жизнь его радовала. Физически Онис перестал изменяться лет в пятьдесят, навсегда оставшись крепким пожилым человеком. Ему нравилось путешествовать, навещая одни и те же места через много десятков лет. Память оставалась ясной и крепкой, Онис с удивлением замечал, что всё помнит прекрасно. Он даже освоил десятка два языков и несколько сложных наук, которые, впрочем, на деле применить не пытался. Он просто жил в своё удовольствие, не оглядываясь назад и не заглядывая вперёд – какой смысл, когда с обеих сторон практически вечность? Жил, чтобы жить.
Всё изменилось, когда проснулся Зинданг. Захолустная империя на границе с пустыней не менялась веками, никому не интересная и не нужная. До тех пор, пока вместо старой, окостеневшей от веков управления династии не воцарился новый властитель, который сумел внушить своим подданным уваженье к самим себе и презренье ко всем окружающим.