Страница 110 из 113
И в этот самый момент, словно доказывая, что чудеса еще порой случаются, дверь распахнулась. В проем влетели двое.
«Прикольно», — подумала я, прежде чем мое сознание решило, что все, нас спасли, и временно отключилось.
Вот уж кого-кого, а Хана, да еще на пару с его белобрысым другом, я меньше всего ожидала здесь увидеть.
***
Сначала появился голос. Чуть встревоженный, мужской.
— Ева… очнись. Ева, давай уже, приходи в себя.
Потом вернулись ощущения: похлопывания по щекам, что-то мокрое на лице и непонятный озноб по всему телу. Лежала я на чем-то мягком.
— Ева…
Я кое-как сумела открыть глаза. Веки казались просто свинцовыми. Зато голова прошла, правда, немного кружилась, но это мелочи.
— Слава Богу, — выдохнул Хан, сидевший на краю кровати рядом со мной. В черных джинсах и черной же водолазке, облепившей мышцы, со слегка растрепанными волосами и явным волнением в глазах.
— Я грохнулась в обморок, да? — поинтересовалась слабым голосом. — Кажется, меня пытались убить?
— Ну не сразу, — «успокоил» меня Хан. — Сначала вкололи бы коктейль, под действием которого должна была выложить всю правду. Потом съездили, забрали бы платок, а затем устроили несчастный случай. Скорее всего, ты могла слететь с автострады, а в твоей крови обнаружили бы шикарный химический набор. Но ты от нее здорово удирала.
Я вспомнила догонялки в кабинете, дикий страх при виде шприца, безумное лицо Алиссы и… всхлипнула. Хотя плакать не собиралась. Выдавить из меня слезы может что-то поистине нехорошее.
Миг, и я оказалась прижатой к широкой мужской груди.
— Не представляешь, как я испугался.
— Прямо герой, — прошептала я, вскидывая голову. — Явился в самый отчаянный момент и…
Хан поцеловал меня, сначала легко, почти небрежно. Но вот поцелуй стал более глубоким, томным. Я вцепилась в водолазку, отвечая изо всех сил. Уже привыкла, что обычно этот мужчина предпочитает делать все властно и жестко, а сегодня от него исходила нежность пополам с каким-то отчаянием.
Ну или я после обморока неадекватно реагировала.
Тем не менее, он целовал очень нежно, очень волнующе. Начал покрывать легкими поцелуями лоб, щеки, шею. Потом вдруг с явной неохотой отстранился и хрипло выдохнул:
— Нет, лучше не надо.
— Надо!
— Ева, ты была без сознания и…
— Именно! — Я буквально мертвой хваткой вцепилась в него. — Лечи меня! Лечи меня целиком!
Мы даже не стали полностью раздеваться. Оставшаяся позади опасность, адреналин — все ударило в голову. И временно какие-либо проблемы перестали быть важными.
Все перестало быть важным кроме рук Хана, его запаха и бешеных поцелуев. Кроме какого-то сводящего с ума вожделения.
— Ева, смотри на меня… — не приказ, а просьба.
Брюки он с меня просто сдернул, вместе с бельем. Обхватил бедра, рывком приподнял и, помедлив, вошел. Сразу. Одним рывком.
Вихрь эмоций унес куда-то в другое пространство. Я лишь посильнее вцепилась в мужскую спину, выгибаясь и всхлипывая от наслаждения. Такого яркого, такого… нежного.
Да, сегодня главной нотой в нашей игре была нежность. Странная, с горьким привкусом, от которой сжималось сердце. Никогда Хан не целовал так исступленно, словно в последний раз.
— Смотри на меня, — прошептал в какой-то момент. — Ева, посмотри на меня!
Наши взгляды переплелись. Я мысленно упала в темный колодец его глаз и взорвалась на мириады осколков чистого наслаждения. Позволяя делать со мной что угодно, извиваясь и выплескивая восторг в пронзительном стоне.
Мы приходили в себя. Очень медленно, слушая, как за окном зашуршал дождь. Голова не болела, а казалась легкой и воздушной. Видимо, мозги растворились в момент оргазма.
— Хан?
— Чего?
Нет, все же мозги остались при мне. Иначе почему вдруг я заинтересовалась одной вещью:
— А как ты очутился в «Бьюти Шарм», да еще не один? Вы договаривались с Алиссой о встрече? Ее арестовали?
Хан молчал. Я приподняла голову от его груди. Одежду мы так до конца и не сняли. Так что теперь представляли собой нечто помятое и полураздетое.
— Что?
— С Алиссой разберемся, — откликнулся Хан. Он разглядывал меня так, что почему-то внутри зарождалось нечто неприятное. Мужчины после секса, да еще любимые, так смотрят в одном случае: когда хотят сообщить нечто крайне неприятное.