Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 80 из 104

Я собиралась уезжать четвёртого января, а третьего вечером решила прогуляться и осмотреть родные просторы. Снега намело прилично, город был одет в снежные шубы и шапки, мы купались с Айваром в снегу, я фотографировала всё, что видела и радовалась как ребёнок. Было уже довольно темно, но уличные фонари освещали нам дорогу на поле, на котором мы решили напоследок побегать и пойти домой.

Я шла по краю обочины дороги, а пёс бежал далеко впереди. Я сделала кадр, где Айвар мышкует, прыгая в сугроб, и засмеялась, как сразу после из-за поворота на меня наехала машина и сбила с ног. Я выронила фотоаппарат из рук, он отлетел в одну сторону, я в другую. Меня снесло в мягкий снег, я замерла, прислушалась к себе и попыталась встать. Меня тут же грубо схватили за шиворот, тряхнули так, что слетела шапка и волоком стали оттаскивать к машине. Я была далеко от домов, и не могла кричать, от удара в груди был будто камень. Неизвестный, скрутив мне руки, и наклонив мою голову, стал заталкивать на заднее сидение автомобиля. Я упиралась, как могла, и даже успела пару раз ударить ногой по крылу машины, и в этот момент Айвар кинулся на похитителя. Он крепко вцепился в руку нападавшего, и отчаянно рвал её зубами.

- Фас! Фас! – хрипела я, пытаясь убежать хотя бы до первых домов.

Я ковыляла, пробираясь через снег, как услышала визг своей собаки. Айвар дважды рыкнул, взвыл и умолк. Слёзы покатились по моим щекам, я перестала соображать и видеть хоть что-либо вокруг. Я смахивала горячие слёзы, и ползла сквозь этот чёртов снег.

Он снова нагнал меня, схватил за волосы, поднёс к носу пахучую тряпку, и я погрузилась во тьму.

Когда я очнулась, уже был рассвет.

Я сидела, привязанная к спинке стула, посреди почерневших от времени стен и пола, в обломках деревяшек и кирпичей. При ближайшем рассмотрении, я обнаружила это здание очень знакомым. Было похоже на бывший коровник. Одноэтажное, полуразвалившееся здание, которых немерено раскидано по области. Из окна виднелся кусочек трассы, мой плен был скрыт от людских глаз огромными сугробами.

Мне было холодно, в горле пересохло, рук и ног я уже практически не чувствовала. Но разум ещё сохранял ясность, я даже подумала, что это становится традицией, влипать в истории на зимние праздники.

- Я устал ждать, пока ты очнёшься. – раздался голос позади меня. Я внутренне вся сжалась, и молчала, в ожидании, что будет дальше. – Ты стонала, но я не стал тебя будить. Жаль твою собаку.

Я закусила губу, чтобы постыдно не разреветься, и не показать этому психу свою слабость.

- Вы же Василий, верно? – решила я отвлечься.

- Да. – ответил он и предстал передо мной в полный рост.

Он оказался высоким, довольно приятным на внешность мужчиной, с пронзительными, синими глазами, мягким голосом и лысой головой. Он обрил себе волосы, и усы, оставив лишь бороду, и не имел никакой схожести со своим фото. Просто хамелеон какой-то.

- Вы знаете, что ваша приёмная мать погибла? – мне было уже нечего терять. И я решила, что должна узнать все ответы на свои вопросы.





- Это я её убил. – ни один мускул не дрогнул на его лице. – Я задушил её, вот этими вот руками. – Василий смотрел на свои руки, одна из которых была в его и собачьей крови. – Но твою собаку я пырнул ножом, голыми руками душить крупных животных тяжело. – меня передёрнуло.

- За что вы убили Клавдию Михайловну? – я решила не церемониться.

- Она врала мне. Очень много лет врала и не хотела, чтобы я встретился со своей настоящей матерью. С той, что меня родила. – он качал головой, и ходил туда-сюда, только раздражая.

- Почему вы просто не вернулись в свой родной город, и напрямую не наладили отношения с матерью?

- Мне дорогого стоило вырваться оттуда. Вы бы хотели добровольно вернуться обратно в Ад? – зло бросил Стрельников.

- Расскажите мне, что было в тех письмах?

- Те письма писала мама Клава. Она писала от чужого лица, как ненавидит меня, что не хочет видеть дома, и что отец бы мной никогда не смог гордиться, потому что я размазня. Каждый год она вручала мне банку облепихового варенья и письмо. А совсем недавно я узнал, что моя мать двенадцать лет писала мне письма и молила о прощении. А эта тварь боялась, что я захочу кинуть её на квартиру, потому что она получила её благодаря мне. Она так тряслась за свои квадратные метры, что каждый раз получая посылку, рвала те письма и вручала мне новые, подслащивая ягодным вареньем из нашего сада. А я не помнил ни маминого голоса, ни её подчерка, ни запаха, и не успел с ней попрощаться. Я мог забрать её к себе. Клава лишила меня двенадцати лет счастья рядом с единственным родным человеком, за что серьёзно поплатилась. Все поплатились. Каждый из этих мерзких, опустившихся тварей.

- О ком вы? – я перестала понимать, о чём говорил Василий.

- О тех, кто виновен в том, что со мной произошло! Неужели не понятно? Почему я должен повторять вслух эту простую истину? – он перешёл на крик, и уже, казалось, не контролировал себя. Василий ударил меня по лицу и зашёл мне за спину. Там он довольно долго возился, по звуку походило, что со стеклом.

- А теперь остался заключительный штрих. Я должен покончить с ней раз и навсегда. Ты очень похожа на Клавдию в молодости. Я должен завершить начатое. – Василий достал из-за спины руку, в ней он держал шприц. Он пустил пару капель неизвестной жидкости со шприца, и стал подходить ко мне.

- Что вы делаете? Ни на кого я не похожа! Прекратите, я прошу вас, я в положении, не надо! – я ударилась в истерику, но он продолжал переть на меня.

- Я знаю. Я следил за тобой. И приготовил замечательный состав.

Он перестал говорить, и всадил мне в руку шприц. Я вскрикнула, и почувствовала, как в меня вводят лекарство. Он выдернул шприц и убрал его туда, откуда взял.