Страница 24 из 35
Арестант шел медленно, но Роджер не стал бы обвинять его в том, что он тянет время. Конвой и сам не мог двигаться быстро. Шли с палубы на палубу, по специально разработанному маршруту. Вдруг найдется кто-то, кто поможет Хорвену сбежать? Вдруг он сам решится на побег? Или сочтет, что смерть на скалах привлекательней позорной казни? Всякое может быть, и потому в конвое сегодня четверо. И ружья у них заряжены и удерживаются на весу. Тяжелая вороненая сталь придает уверенности, но идти так неудобно – нет возможности в случае чего ухватиться рукой за перила. Почему-то Роджер раньше не замечал, что доски рассохлись, что многие ступеньки погнуты, а веревки ненадежны. Шел, и уговаривал себя: только бы ничего не случилось!
И ничего не случилось. Разве только встретились по дороге двое угрюмых рабочих с деревянными ящиками и сварочным агрегатом. Рабочие молча пропустили процессию и дальше последовали своим курсом.
Хорвен на миг замер, когда поднялись на борт одного из давно пустующих буксиров. Расправил плечи, окинув взглядом город и обе скалы. Потом вдруг прищурился, вглядываясь, и приподнял руку, словно хотел махнуть кому-то знакомому. Но конвой, конечно, не позволил. Роджер вгляделся в силуэты старых судов. Что его так заинтересовало? И неожиданно увидел. Над Корабельной, почти на самом верху, на острой мачте, развевался синий сигнальный флажок.
Кто его поднял? Зачем? Корабельная скала с давних времен – городское кладбище.
Туда относят тела умерших. Там мертвецы обретают последний покой. Совсем недавно туда отправились и капитан с Даниэлем.
Может, когда-то давно Корабельную скалу легкомысленно называли Корабелкой, может, в те времена не кружили над ней стаи птиц-падальщиков, и подняться над городом мог кто угодно. Но с тех пор прошло уже много лет. И за все эти годы никому, ни одной живой душе, не приходило в голову вывешивать там флаги. Роджер подумал, что ему непременно надо будет рассказать об этом. Потом, после казни. Или даже самому сходить, посмотреть, что к чему. План расстановки судов на Корабельной есть у сторожа, и получить его нетрудно. Достаточно придумать подходящий предлог.
Роджер так уже делал однажды – в начале зимы на Корабельной развелись собаки, и его с напарником отрядили уничтожить стаю. Псы разбежались, ни одного зверя им тогда убить так и не удалось.
Еще два перехода, и вот он – ржавый борт старого линкора. Патрульные с каменными лицами, посты у трапов. Темные коридоры нижнего дека, крутой трап, пустой пожарный щит, низкая дверь.
Снаружи было светло.
Роджер вышел в светлый дверной проем последним. Он увидел зрителей палубой выше, увидел судебных исполнителей, адвоката и полицейских, выстроившихся по периметру. И других людей – на соседних судах, на скальном уступе, на мостках, сходнях, крышах. Ему показалось, что весь город собрался здесь.
Арестанта повели к помосту, сооруженному вчера на баке. Роджер оказался по левую руку от него и увидел, что тот что-то шепчет. Молится? Может быть. Сам он точно молился бы.
Но смотреть надо не туда. На линкор все-таки пустили зрителей, и они как раз сейчас занимали места за полицейским кордоном. Места там мало, дело идет медленно, и что-то может случиться…
А вот и доктор Варков. Выглядит больным, должно быть, у него была тяжелая ночь. Стоит за брашпилем, уперши в него ладони, старается не дать толпе увлечь его от этой надежной опоры.
Знакомый механик с «Квадрата» приветственно кивнул Роджеру, но тут же вспомнил, что это неуместно, сделал каменное лицо и отвернулся.
Исполнитель зачитал приговор, обратился к арестованному, узнать его последнюю просьбу или слово.
Роджер, забыв о приказе, таращился на Хорвена, стараясь не упустить ни одного слова. Но тот пожал плечами, сказал:
– Нас так мало. И мы такие маленькие. Ничего не надо, благодарю.
По жесту распорядителя конвой отошел в сторону. Исполнители сняли с приговоренного рубаху и подвели к длинной лавке в центре помоста. Лица исполнителей скрывали маски – чтобы потом никто не смог их узнать.
Роджер на миг увидел происходящее, как будто со стороны. Ржавые обтрепанные палубы, латанные, тусклые одежды. Сломанные мачты. Какое-то тряпье в тени у борта, выбитые пыльные окна и иллюминаторы. И где-то невообразимо далеко – чистые горные вершины, хрустальный лед, ослепительный снег. И солнце, и холодный воздух.
Только на миг. А потом исполнители приступили к своим обязанностям. Грегори Хорвен молча выдержал первые три удара.
Кто-то жалостливо вскрикнул. Роджер, чтобы не смотреть на казнь, уставился в пол.
Грегори
Можно было бы попросить сигарету или стакан спирта. Наверняка его просьбу выполнили бы.
Это первое, о чем подумал Грегори, когда вдруг по корпусу линкора прокатился низкий жалобный гул, похожий на стон, и с верхних палуб донесся многоголосый крик.
Лавка под ним словно ожила, подскочила, ударила по ребрам, а палуба начала медленно крениться. Прекратились удары экзекутора, он тоже не смог удержать равновесие.
Закричали, оскальзываясь и падая, люди.