Страница 35 из 110
- Принесите лед и полотенце, барышня. Если по милости вашей матери я лишусь пальца, вы запомните этот день до конца своей жизни, обещаю.
Впервые я видел Дикобраза взбешённым. До этого вместо злости у него прорывалась холодная ирония, насмешка, но сейчас он действительно вышел из себя. Он держал руку высоко поднятой, и его побагровевший указательный палец смотрелся одновременно комично и устрашающе. Я прислонился к стене, переводя дыхание – у меня назревал серьезный разговор к Дикобразу и, надо признать, меня все меньше волновали личности убитого бродяги и убийцы Оскара Крамена. Признаюсь честно, в этот момент мне было совершено плевать, кто он и где они. Я пообещал сам себе, что потерплю в последний раз.
Тори, торопливо глянув в сторону отца, убежала на кухню. Дик, закинув ногу на ногу и не предлагая никому присесть, демонстративно смотрел только на мать Тори. Стрижка «под мальчика» делала ее похожей на ежиху – колючую и недовольную всем миром. Я уже не знал, кто раздражает меня больше: бугай Мартин или его жена, увешанная дешевой бижутерией.
- Миссис Туриц… - начал Дик.
- Ларие, а не Туриц, - отрезала та, яростно тряхнув головой. – Вера Ларие. Я уже дважды спрашивала, какого черта вам здесь надо. Никакие даже самые волшебные удостоверения не имеют силы без ордера.
- Я тоже хотел бы знать... – начал было гравер.
- Миссис Ларие, нам так и так пришлось бы сюда прийти, - к Дику постепенно возвращалась его холодная вежливость, – так как ваша дочь о многом умолчала во время допроса инспектором Тониным. Однако мы пришли раньше, чем планировали, потому что ваш супруг также избрал сомнительную тактику лжи и утаивания информации.
- В чем дело, Мартин? Заврался в конец? – положительно, эта женщина умела выплескивать раздражение на каждого, кто попадался под руку. – Поделом, если хочешь знать мое мнение.
- Засунь свое мнение… - мужчина осекся. – Выметайтесь из моего дома, а с Тониным я уж как-нибудь разберусь.
До него так и не дошло, что это не просто разборка с местными полицаями.
Вернулась Тори, неся горку льда, завернутую в два слоя полотенца. Дик погрузил в это крошеву палец, испустил вздох умиротворения и поблагодарил ее сдержанным кивком.
- Итак, почему вы соврали о том, что знакомы вот с этим человеком? – он еще раз достал фотографию Робинсона и продемонстрировал всему семейству. – И кстати, почему вы не взяли фамилию мужа, миссис Ларие?
- Не ваше дело! – отрезала та, все еще глядя на супруга. – Почему ты не сказал им, что это отчим Эммы? И почему у него такой странный вид?
Кто здесь кого допрашивал? Лицо гравера снова побагровело. Положительно, так и до сердечного приступа недалеко.
- Его вид – пока что не ваше дело, - вежливо улыбнувшись, ответил мой напарник.- Кто такая Эмма и как ее отчим оказался в столице?
- Эмма – подружка Тори, - пробурчала хозяйка. – Не самое полезное знакомство, я бы сказала – весьма вредное.
Тори яростно всплеснула руками:
- Ты не можешь винить во всем Эмму, мама!
- Помолчи хоть ты, - поморщилась Вера Ларие, не глядя в сторону дочери. – Вечно доходит с трудом. Эта семейка далека от того, что называют благополучием. Мать – пьяница, чтоб вы знали. Беспробудная. И если вспомнить, кто был ее первым мужем…
Дик поднял руку.
- Стоп. Сплетни – на закуску. Где сейчас эта Эмма?
От взгляда Тори по спине побежали мурашки; девушка отчетливо ненавидела всех и каждого в этой комнате, не делая исключения для собственных родителей. Ничего себе, девичья дружба…
Сама эта мысль вызвала у меня дискомфорт.
- Черт ее знает, - Вера пересекла комнату, ускользнув от пристального взгляда дочери, и села на небольшой стул-вертушку. - И какое вам дело, Глэдис и Джим развелись полгода назад. Та еще парочка была, сначала все миловались на каждом углу, словно школота, а в конце ругались – тоже на каждом углу. Все вокруг знали, что у них да как.
- Джим уехал как раз, когда убили Крамена?
- Вроде до… - нахмурилась миссис Ларие. – Точно, до. Мерзкий был тип, и вся семейка ему под стать. Он уехал, а бедняжка Оскар погиб через месяц или около того.
- Бедняжка Оскар? – Мартин Туриц хрустнул костяшками пальцев и тем самым улучил минуту, чтобы вставить свои пять копеек. – Да этого подонка давно…
- Заткнись, бога ради, - Вера Ларие усиленно массировала виски кончиками ухоженных пальцев. – Ты же понятия не имеешь…
- Не смей затыкать меня!! – взорвался гравер. – Не смей, баба! В этом доме я решаю - кто подонок, а кто – пустое место!
Для верности он шмякнул кулаком по стене – довольно ощутимо. Его жена пожала плечами.
- Ты семнадцать лет пребываешь в наивном убеждении, что крик и грубая сила – лучшее доказательство авторитета. Я повторяю – заткнись, Мартин, пока не стало хуже. Это ты привел на хвосте полицаев и сделал это только потому, что не хватило мозгов сказать правду.
Гравер открыл рот, но не произнес ни слова, захлебнувшись собственным криком. Я понимал, что мы с Диком тут не при делах – эта история продолжается по кругу много лет, а решение все так же далеко.
- Еще раз… - тяжело дыша, Мартин напирал на жену, которая бесстрашно смотрела на него снизу вверх и не двигалась. – Я тебя предупредил – держи рот на замке. Это – мой дом, я здесь решаю…
- Ты решай уже, а не мели языком, - Вера отвернулась к окну. – Одни слова – и так всю жизнь.
Дик посмотрел на меня. Я – на него. Если оставить в стороне семейные разборки, то, очевидно, смерть Крамена-младшего никак не вязалась со смертью Робинсона. Мой отец тоже частенько кричал на мать – она, в отличие от Веры, съеживалась в комочек, принимая на себя всю мощь его безнадежной злости. Маленьким я не понимал, зачем это нужно и только в старших классах понял, что это самый легкий и безопасный способ самоутвердиться. С одним лишь недостатком – каждый раз кажется последним, но его всегда недостаточно.