Шейх

Дождь усилился, превратив дорогу в непролазную грязь. Теперь уже и Максимилиан стал подумывать о харчевне, где можно было бы обсохнуть у горящего очага и согреться кружкой глинтвейна, которую непременно попадут продрогшему и промокшему путнику, если только хозяин не лентяй.

Проведя в седле ещё не менее часа, наконец, им удалось разглядеть в сплошной пелене дождя блеснувший огонёк. Это могла быть как харчевня, так и хутор или деревушка. И то, и другое их вполне устраивало, так как уже завечерело, а провести ночь в седле путешественникам совершенно не хотелось.

Одинокое длинное строение мрачного вида с закрытыми наглухо ставнями, стоящее перед самым въездом в лес, оказалось харчевней. Навстречу им прямо под копыта лошадей с громким лаем бросилась шавка, на которую уставшие животные не обратили никакого внимания, продолжая мерно шагать в сторону конюшни, откуда на лай собачонки выскочил мальчишка-конюший. Лампа над входом, собачонка, мальчишка и ржавшие и фыркающие лошади в конюшне свидетельствовали о наличии людей внутри задания, в первый момент произвёдшего впечатление необитаемого.

Скрипнула входная дверь, и на пороге с ярко горящей масляной лампой появилась девушка в фартуке, видимо, служанка. Поднимая над головой лампу, она пыталась в темноте рассмотреть вновь прибывших.

Максимилиан и Генрих, спешившись, передали поводья в руки мальчишки, а сами направились в сторону распахнутой двери, откуда доносились громкие голоса.

Хозяин, тоже вышедший им навстречу, пообещал накормить и предоставить ночлег, если они не забоятся остаться. А для начала, чтобы путешественники согрелись и обсохли, предложил присесть поближе к огню и зачерпнул из котла, висевшего над очагом, по кружке глинтвейна.

Устроившись на длинной лавке, спиной к очагу, Максимилиан принялся изучать обитателей харчевни, с которыми на один вечер их свела судьба.

— Хорошо, что вы не решились ехать через лес ночью, — проговорил подсевший к ним мужчина.

Он старался оказаться со здоровяком Максимилианом как можно ближе и все время прикасался к своей куртке рукой, словно проверял, что находящееся у него во внутреннем кармане нечто по-прежнему на месте.

— Конечно, хорошо, — отозвался другой со своего места и оценивающе взглянул на вновь прибывших.

И если первый из говоривших смахивал на торговца, то второй совершенно точно был ремесленником — его одежда и обувь свидетельствовали, что он принадлежал к мастеровому люду.

— Разрешите представиться, — к ним подошёл третий обитатель харчевни, высокий худой парень, — Эрвин, студент-богослов.

Максимилиан назвал свои имена, умолчав только на всякий случай о титуле Генриха.

— И что хорошего в том, что мы решили заночевать в этой харчевне? — поинтересовался здоровяк, наливая себе вторую кружку глинтвейна. От тепла и выпитого он стал вдвойне добродушнее.

— Ходят слухи, — отозвался мастеровой, — что в этом лесу и среди белого дня люди пропадают. Что уж говорить о ночи, когда за каждым деревом мерещится душегубец. А кроме душегубцев, ещё и местная нечисть дань собирает.

Генрих фыркнул — у него было чем откупиться и от одних и от других, да и в карете, которая шла следом всяко можно отыскать что-то ценное.

— Но самое интересное, — заговорил торговец негромко и покосился в сторону хозяина, — что и про эту харчевню говорят то же самое. Только здесь обитают не разбойники, а нечисть разная. Так что…

Он вытянул голову чуть вперёд, недоговорив фразу.

— Мы решили развлекать друг друга сказками и поддерживать огонь всю ночь в очаге. Даже хозяин подтвердил, что если сказка интересная, то духи обитателей не трогают. А если неинтересная, то могут и унести рассказчика.

Максимилиан с Генрихом переглянулись, а не проще ли им все же покинуть харчевню и уехать в ночь?

— Поздно, — ответил хозяин, присаживаясь рядом с ними на лавку. — Вы выпили напитка, согрелись у очага, теперь должны духам за это.

Буквально через минуту в двери ввалился мальчишка-конюший, крепко-накрепко заперев её на тяжёлый засов. А затем к ним присоединилась и служанка, выставив перед Максимилианом и Генрихом горшочки с мясом и овощами.

— Надо начинать, — вздрогнул хозяин, когда ставня сильно стукнула, словно от ветра…