Страница 9 из 27
- Не надо. Не по-людски это, – сказал он, чуть не задыхаясь.
Я на то еще раз угукнула, да стала с него рубашку стягивать.
- Так и я не человек вовсе. Колдовка. А колдовкам и не такое можно, – сказала я, сглотнув ком в горле.
- Глупости говоришь, – зашептал Лидко, обжигая плечи горячим дыханием. – Жена ты моя. Чтобы не говорили.
И на руки подхватил, на кровать уложил. Да только была она для меня, как гвоздями мелкими набита. Хотелось зареветь в голос, но от того я только жарче на поцелуи его отвечала, да обнимала крепче. А когда таки женой меня сделал, всхлипнула, почти вскрикнула. Но не от боли, что в первый раз бывает, а от того, что увидела, жизнь я Лидкову, одним мигом перед глазами промелькнувшую. И не было в той жизни мне места.
- Больно тебе? Прости, Крыска, – встревожился он.
Больно было. Да болело не тело. Душа болела. Я же, чтобы не спрашивал ничего больше, только к губам его припала, надышаться стараясь. Пусть будущего у нас и не будет, но сейчас-то мой он только.
- Мать твоя злиться будет, - сказал Ливко когда мы, обнявшись в темноте лежали, да дыхание выровнять смогли.
- Будет, – не стала я с ним спорить. – Только не нас с тобой.
- Уедем тогда. На восход подадимся. Там гляди и храм найдем. По закону женой станешь мне. Или вообще в Таххарию.
Я молчала на то. Что было говорить, если знала, что не будет этого. Потому просто прижималась к нему. Запах его вдыхала, запомнить старалась.
- Нет, Лидко, не поедем мы никуда. Здесь останемся, – сказала я. – Не сбежишь от судьбы.
Так и встретили мы Год Рыжего Кота, вроде и мужем и женой стали, а на деле…
А на деле, хоть и забрал меня Лидко к себе в дом, да перед людьми женой назвал, а Ливка за меня горой вставала, как только кто слово худое скажет, да разве людям рот закроешь? Досталось и мне, и матери моей. Лидко хмурый ходил, да подрался с соседом как-то. Ливка вздыхала только, да говорила, что образуется все со временем.
- Легко тебе мать говорить. Они ж жену мою любимую, колдовкой, да гулящей зовут, – вздыхал Лидко. – А как дети пойдут? Тогда что?
Что на то было говорить? Я его по голове гладила, зная, что уже не долго нам с ним мучиться.
А случилось это летом того же Года Рыжего Кота. В городок наш маленький приехал воевода Савхар, который по праву землями этими владел. Получил он их еще в первую войну с Таххарией, которая была еще когда моя мать под стол пешком ходила. Но толи не было ему до земель этих толи дела, толи нужды, но до этого его в Дубнах ни разу и не видели.
Был он не стар, но уже и не молод. С носом крупным, да окладистой бородой, сединой побитой, да синими глазами внимательными. Люд же когда увидел его, с отрядом в город въехавшего, из домов повысыпал, не зная чего и ждать. Управляющий, которого в городе за хозяйственность любили, встретил его, в пояс поклонился, да в дом свой пригласил.
Лидко ж мой, как с цепи сорвался. По дому метался, волосы ероша, а потом и вовсе выскочил и на площадь побежал. Я его только тоскливым взглядом провела.
- Беда будет, - всхлипнула Ливка от печи.
- Нет, мам, не будет беды, – успокоила я ее.
Она уже привыкла к тому, что если я что говорю, то так оно и будет. И понимала, что не зря меня колдовкой звать стали. А потому притихла, да только вздыхала тяжело. Я же волосы свои седые переплела, новый платок повязала, да пошла вслед за Лидко.
И застала я его на площади вместе с воеводой. Да втолковывал ему что-то. Тот же хмурился, да бороду потирал.
- Дак где ж жена твоя, - спросил он громким голосом, привычным приказы на поле боя отдавать.
- Здесь я. – ступила я ближе, мужа за руку взяла.
Савхар же в меня глазами впился, будто диво какое увидел. Потом же, когда люди гомонить начали, руку вскинул, к молчанию призывая.
- Неужто и, правда, колдовка таххарийская?
Я на то только руками развела.
- Люди так называют.
- А сама силу чувствуешь?
Я помедлила немного и кивнула.
- И в чем же дар твой? – спросил он, усмехаясь. А у самого глаза внимательные, настороженные. Словно видит ими меня насквозь.
- А дар мой такой, что знаю, почему ты приехал сюда, воевода Савхар. Человек ты хороший, справедливо править будешь, службу при князе оставивши. Да только здесь ты не для того чтобы нужды и беды людские слушать. Ты дочку младшую замуж отдать собрался. Люб тебе будущий зять, потому как и в бою с ним был, и медовуху пил. Потому за дочкой приданое выбираешь такое, чтобы зять доволен был. На Дубны наши выбор и пал. Только грызет тебя что-то, воевода. А все потому, что дочка твоя выбранного тобой жениха терпеть не может. И он ей добрым мужем не станет. К Году Синего Феникса к богам уйдет дочь твоя.