Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 27

От этих моих слов кто-то в толпе охнул, а Лидко кулаки сжал, ожидая гнева воеводиного, я же продолжила, в потемневшие от гнева глаза Савхара глядя.

- Ты коли хочешь, чтобы твоя кровиночка жизнь долгую да счастливую прожила, не отдавай ее за того, кого сам выбирал, а у нее спроси. Занято ее сердце. И хоть сейчас ты злишься на меня, но знаю - сделаешь по моему слову. Потому как любишь ее больше жизни.

На том я и закончила свою речь и глаза опустила, боясь на злого Лидко и глянуть.

Савхар же молчал, и вместе с тем тишина такая на площади была, словно не собрался тут весь городской люд, а и вовсе город вымер.

- Что ж, зовут то тебя как, колдовка? – спросил воевода, и показалось мне, что стал он моложе и выдохнул с облегчением.

- Мать Кристианой назвала. Но здесь меня Седой Крысой кличут, – сказала я, все так же под ноги глядя.

- Хм. А что ж так?

- Тому не одна причина. Я ж родилась в Год Седой Крысы. А потом к пяти годам волосами побелела. Так что… сложилось так.

Воевода снова замолчал, задумчиво бороду потирая.

- Так, а чего ж вас не поженили то по-людски?

На то уже Лидко ответил.

- Крыску мою, когда маленькая была, храмовники в жертву требовали, да мать ее не отдала.

На то Савхар зыркнул зло на храмовника лицом побагровевшего, да дальше слушать стал.

- А меня она у Черного пса отбила, в самую темную ночь. Вот и сказали нам, что для таких как мы, меченных, благословения богов просить не станут.

Лидко говорил спокойно, да только чувствовала я, как тяжело ему слова эти дались. Храмовник же только рот открыл, как его Савхар жестом остановил.

- Не знают, наверное, местные отцы святые, что в год Крысы не только меченные родятся, а и самые сильные таххарийские колдовки. Правда, ж не знали? – на что храмовник мелко закивал. – Таххарийцы таких детей с пеленок берегут и пестуют. Ты бы туда податься могла, в золоте бы купалась, – глянул на меня.

- Мать моя говорит, что пустое это, – ответила я, так и не оторвав глаз от каменной дороги под ногами. -  Главное, чтобы на душе спокойно было.

Воевода же снова на меня посмотрел внимательно, задумчиво.

- Хотел бы я мамку твоя увидеть. В гости хоть позовете? Заодно и за здоровье молодых мужа с женой медовухи выпью.

- Как не позовем. Рады будем, – зачастил счастливый Лидко, - И тетку Девену с Дайко позовем.

Я же на то только улыбнулась вымучено.

Храмовник, скрипя зубами, одел на меня браслеты мужней жены, да так же зло благословил на долгую и счастливую жизнь.





Ливка, как нас на пороге увидела, да еще с воеводой, плачем зашлась сначала. Но когда я рассказала, чем наш разговор кончился, обрадовалась. Гостей за стол сажала. Мать моя с Дайко и Малько пришли.

- А уважишь меня Девена, мать колдовки Кристианы. – спросил воевода с матери моей глаз не сводя. – Поднесешь меду?

На то Дайко нахмурился, но мать его по плечу постучала, да и подала чашу Савхару.

- Спасибо тебе, воевода Савхар. Сколько жить буду, не забуду, что для дочки моей сделал, – сказала мать, передавая ему медовуху.

Он же усмехнулся да ответил, что еще не ведомо, кто кому большую услугу оказал.

Когда ж я провожать его вышла, как законная теперь хозяйка, спросил меня:

- И свою судьбу знаешь, Кристиана?

- Своей не знаю. Да и не всегда чужую вижу. На дороге той раздорожья да повороты крутые. И куда путник свернет такой и судьба его будет.

- А мужа своего?

- А мужа знаю, но тебе не стану говорить. Моя то ноша и его. Скажу только, что как добро сегодня сделал, призвав Храм к ответу, так и беду в мой дом принесешь. Но то уже верно и не изменить мне ничего.

- Чего ж тогда раньше не сказала?

- А потому, что так для всех лучше будет. Зачах бы Лидко, если бы и дальше за спиной моей люди шептались. А мне он себя дороже.

Савхар на то кивнул.

- Хорошая ты, хоть и колдовка.

- Человек и без дара колдовского бывает такой, что лучше бы его мать и на свет не рожала, – пожала я плечами.

На том мы и распрощались.

Мой, теперь законный, муж светился, как новый карбованец. Работы брал больше прежнего, да все о детях заговаривал, на меня поглядывая. Я на то только плечами пожимала.

О даре моем же не заговаривал. Сказал только, что если захочу сама скажу. И за то я ему была благодарна.

Я же ему во всем помогала. Бралась расписывать цветными красками его поделки деревянные. И так то ладно выходило, что глаз не оторвать.

А по вечерам любились. Да так жарко да сладко. И засыпали обнявшись.

На меня хоть и косились, как на зверя невиданного, но говорить больше ничего не смели. Шутка ли Крыса Седая с самим воеводой дружбу водит. О чем перед отъездом он и сказал, так чтобы каждый слышал. Мол, если кому колдовка Кристиана глаза мозолит, то пусть ему о том и говорят.