Нуманция

   Вечером он пришёл и сразу же спросил:

   – Покажи, что сделала.

   Ацилия подала ему зашитую тунику, он покрутил одежду, посмотрел шов, вскинул глаза:

   – Ты думаешь, я буду это носить? Вот в таком вот виде?

   Рабыня пожала плечами, пряча руки под складочки своей туники, шепнула:

   – Я только учусь, следующий раз будет лучше...

   – А мне следующий раз не надо. Возьмёшь и перешьёшь... – Бросил тунику ей в руки.

   – Опять? Это как? Ведь зашито же... – попыталась протестовать и заспорила, но центурион только вспылил, забрал тунику и снова разорвал её по шву. Девчонка только удивлённо захлопала ресницами.

   – Перешьёшь ещё раз, я в таком ходить не буду. Сделаешь плохо, будешь делать ещё раз, и ещё, и ещё, если надо будет.

   Он ужинал, а Ацилия сидела шила. Старалась на него не глядеть, да он и не замечал её, разговаривал со своим рабом.

   Она досидела допоздна, все уже спали, но на следующий день она оставлять не хотела, психовала, исколола себе все руки, ругала его. Подняла глаза и заметила, что центурион на неё смотрит, смутилась.

   – Гаси свет и ложись спать.

   – Я сначала доделаю.

   Ничего больше не сказал, ушёл. Утром проверил её работу, покачал головой:

  – Ладно, пойдёт... – Заметил, как она прячет левую руку за спину, и поймал её за локоть, перехватил за запястье, поднося к лицу. Девчонка упёрлась, потянула руку. Исколола указательный палец до крови. Оттолкнул её руку, ругнувшись: – Белоручка.

   Вот так вот и пошла её жизнь. Ацилии приходилось включаться в работу; она прислуживала за столом, помогала снимать сапоги, раздеваться и одеваться по утрам и вечерам, зашивала одежду. И всё равно маялась от скуки, благо, что хозяин совсем забыл про волосы, и Ацилия боялась ему напоминать, прятала их под лёгкую косынку, укладывала на затылке длинными шпильками.

   Первые дни она боялась каждую ночь, что он придёт, ждала и нервничала, иногда плакала от страха, но он ни разу за все эти дни не перешагнул грани, ни разу не попытался воспользоваться ею, как женщиной. Странный какой-то. Но Ацилия от этого только отдыхала. Он ходил по палатке по утрам, когда просыпался, приходил на обед, ужин, всё остальное время он появлялся редко, Ацилия все дни оставалась одна. Иногда центурион уходил на ночь на дежурство, и тогда она отдыхала от нервного напряжения.

   В тот день она особенно устала от тоски и одиночества и решила нарушить приказ и выйти на улицу. Вынесла трипод, принесла шитьё и села на солнце. Научившись более-менее шить, она решила из двух старых туник мужских сшить одну длинную, похожую на женскую. Для себя.

   Она проработала уже довольно порядочное время, так увлеклась, что не сразу заметила, что рядом кто-то стоит и закрывает ей солнце. Ацилия вскинула голову и замерла. Это был мужчина. Военный. И судя по всему, центурион: формой такой же, как и её хозяин. Стоял и смотрел на неё вызывающе, похлопывая виноградной тростью по раскрытой ладони.

   – Вам что-нибудь нужно?

   Он молчал, и Ацилия уже думала, что он не ответит ей. Но он усмехнулся в короткую бороду:

   – Так это ты, новая рабыня Марция?

   Ацилия замерла, прищуривая глаза, рассматривала его. Высокий, сильный, с широкой грудью, с мощными плечами и руками, большая голова без шлема, короткие рыжие волосы и синие глаза. Веяло от него какой-то животной необузданной силой, она почувствовала, как в животе шевельнулся страх. Разомкнула пересохшие губы, шепнула:

   – Да, а что?

   Он подошёл ещё ближе, и у Ацилии задрожали руки.

   – Где Марций?

   – Я не знаю...

   Усмехнулся:

   – Ты рабыня и не знаешь, где твой хозяин? – Он убрал трость за пояс и подошёл ещё ближе. Ацилия зажала в кулаке иглу с ниткой и поднялась навстречу, держала шитьё в левой руке, смотрела снизу, спросила:

   – Что вам нужно? Я же сказала, что не знаю... не знаю, где он...

   – Что ты нервничаешь? Почему вся дрожишь? – Он обошёл её по кругу и встал за спиной, склонился к уху, шепнул: – Ты что, боишься меня?

   Ацилия вскинула подбородок, отвечая:

   – Что вам надо? Вы спросили меня, где... я ответила вам, что не знаю… Что ещё вам от меня надо? – Она смотрела прямо перед собой, а он – на её подрагивающую жилку под подбородком.

   – Ты боишься! Девочка! – Его ладонь легла на её шею, охватывая с двух сторон, под большим пальцем забилась вена, зашептал в ухо: – Милая моя, боишься... Да ты, верно, девственница ещё... Невинная девушка...

   Ацилия дёрнулась от него, но его ладонь не пустила её, ещё больше – он притянул её к себе спиной, второй рукой обнял за талию, а вторая – с горла – обхватила её до плеча, и теперь горло её было у него в локтевом сгибе.

   – Пустите... – Она уже уронила шитьё, дрожала всем телом и голосом.

   – Я слышал, что ты была у Овидия. О-о! – Усмехнулся. – Он у нас знаменит! Любит хвастать своими бабами... А что это ты? Ведёшь себя, как невинная девочка, ты такая и есть? Скажи мне... – шептал в ухо горячим дыханием, и заросший подбородок его колол шею и щёку, а виноградная трость впилась под ребро.