Сюляпарре - I. Блаженны алчущие

Дождь переходил в буйный ливень. Капли, крупные, сильные, жестокие, обрушили на Кевина миллионы ударов. Он представил, что они размывают его тело, словно сгусток грязи, и сносят вникуда. А пока что по земле растекалась, смешиваясь с водой, его кровь. 

Редкие прохожие, заглядывавшие в проулок, смотрели на полумертвого мужчину с опаской. Много позже, когда ливень уже стих, к Кевину подошла молодая женщина. Сочувственно причитая, она склонилась над ним, а ее ловкие пальцы шарили по его поясу в поисках кошеля. Кевин поймал одно тонкое запястье и сжимал, пока не услышал хруст костей и вопль. 

Воровка убежала, скуля, а Кевин начал подниматься. Это оказалось непросто - вот теперь боль накинулась на него с мстительной злобой, при малейшем движении пронзая от головы до пят.  

Приходилось тащиться, опираясь на стены единственной рабочей рукой. Он чувствовал на себе взгляды встречных - некоторые смотрели презрительно, со страхом, немногие - с жалостью. Этих последних убить хотелось особенно сильно, но он мог только рычать, когда кто-то подходил слишком близко. 

Хотя в глазах темнело не раз и не два, вырубился он только на пороге дома. Соседи оттащили Кевина наверх. 

Грошовый лекарь, который осматривал его и в прошлый раз, поцокал языком:

 - Про любого другого я бы сказал - как минимум останется калекой. Но, зная вашего сынка, не удивлюсь, если он встанет на ноги через пару недель и будет как новенький. Но не обольщайтесь заранее, сударыня, - с таким же успехом  внутри у него может что-нибудь лопнуть, и, заснув, он больше не проснется. 

Мать, сидевшая у кровати, промолчала, но на лице ее читалось то, что Кевин знал и сам: так было бы лучше для всех.  

Вскоре он провалился в беспамятство, и в бреду ему чудились чьи-то ласковые руки. 

А потом очнулся и выжил, еще как. Почему, для чего, он сказать не мог. Просто такое невезение. 

~*~*~*~

II.

Тихая и самодовольная, улица Послов тянулась к югу от дворца, параллельно высокой каменной ограде дворцового сада. Старый дом из серого камня, где поселился Хилари Велин, казался на ней не слишком к месту; зажатый между двумя другими, куда более нарядными зданиями модной отделки, узкий фасад особняка, весь заросший плющом, выглядел умилительно старомодным - так же, наверное, смотрелся бы его хозяин, если бы его поставили в одном ряду с владельцами остальных особняков этой улицы: послами дружественных государств, могущественными лордами, влиятельными священнослужителями. 

Это при том, что, будь на то желание Познающего, ему, как лекарю правящей семьи и человеку высокой учености, наверняка нашлось бы местечко и в самом дворце. Тогда Кевин точно не смог бы прийти и запросто побеседовать с Велином, да и сейчас не удивился бы, если б его погнали отсюда палками. Но дверь перед ним открыл сам хозяин и, дружелюбно улыбнувшись, зашаркал, переваливаясь, в глубь дома, взмахом единственной здоровой руки предложив Кевину следовать за собой - так, словно они давно условились об этом визите, и Велин уже заждался гостя. 

Оправившись от удивления, Кевин заложил за собой засов и в один широкий шаг нагнал ученого, передвигавшегося не без труда. Тот охотно оперся на предложенный ему локоть, а потом Познающий и Ищейка пошли рядом, первый - с самым спокойным и добродушным видом, второй - недоумевая, не произошло ли здесь ошибки и не спутали ли его с кем-то другим.

- Не знаю, помните ли вы меня, я - Кевин Грасс, из отряда...

- ...Ищеек, разумеется. Молодой человек, который так хорошо знал слярве. 

- Вам покажется странным, что я к вам заявился... - Кевин сам удивлялся своей вежливости. Может, дело было в том, что требовать по долгу службы он привык, а просить что-то для себя - нет. А может, и в том, что старый Познающий внушал ему невольное уважение, несмотря на то, что казался рассеянным простаком, почти дураком, какими часто бывают очень умные люди в повседневной жизни. 

- Ну что вы! Я так и думал, что вы ко мне заглянете. Особенно после того, как мне передали книгу. Ведь вы расследовали эти убийства, а я тоже веду своего рода расследование, правда, в четырех стенах. Совершенно естественно, что мы должны делиться плодами работы.

Кабинет ученого располагался на первом этаже: большое, просторное помещение, залитое светом из высокого окна, выходившего во внутренний двор. Все было завалено бумагами, свитками, книгами, столь же многочисленными здесь, сколь бутылки - в кабинете Роули; стояло несколько чернильниц, с торчащими из них перьями - на столе, в нише окна, а вот и еще одна притаилась на полке - как будто хозяин кабинета, не имея возможности быстро передвигаться, боялся упустить, не записав ее тут же, какую-нибудь ценную мысль. 

- Я, действительно, пришел спросить, пригодилась ли вам книга, и удалось ли что-то выяснить, - проговорил Кевин, поглядывая по сторонам. - Дело в том, что скоро я уезжаю из города, вероятно, навсегда. И даже если из сообщников Веррета что-то выбьют, я уже этого не узнаю. А мне хотелось бы... Хотелось бы понять. 

Это и привело его сюда на самом деле: последняя дань любопытству, которое зажгло в нем то первое убийство в храме Святого Сердца.