Страница 31 из 61
Петрушин зашагал еще быстрее, будто хотел убежать от своих мыслей.
Подумал: одиночество — это когда жизнь не дарит ни одной приятной мысли. А потом решил печально: ну ни о чем нельзя подумать, совсем ни о чем.
Скупая луна высвечивала шесть силуэтов: пятеро стояли, шестой лежал. Над их головами чуть покачивался шнур выключателя.
— Ну что? — ухмыльнулся Пупсов и поднял голову. — Какие будут предложения по поводу моего предложения? Или будем голосовать, как требует Медведкин? — Он обвел друзей взглядом и нервно зевнул.
Тревожная тишина повисла в воздухе и задрожала.
— Друзья могут нас неправильно понять, — почему-то прошептал Зайцев. — Они нас ждут там, а мы в это время тут…
От его голоса тишина задрожала еще сильнее и лопнула. Все непроизвольно втянули головы в плечи.
И тут сказал свое веское слово Крокодилий:
— Нельзя, так сказать, опускаться до этого… до… самоуправства. Нужен суд этих… друзей. Наш плюшевый суд.
И тогда, с достоинством отвернувшись от Хранителя Света, они зашагали своей — общей для всех — дорогой.
Подходя к дому Медведки на, Петрушин увидел Ее — точнее Ее тень. Тень скользнула по двери дома и исчезла за углом.
«Она? Не Она? — вздрогнул Петрушин — Неужто галлюцинации начались от этих мыслей?»
И тут из-за угла появилась Матрешина.
— Истина, — звонко крикнула она.
— Не видишь, что ли, это я — Петрушин, — приветливо улыбнулся Петрушин.
Матрешина смотрела на него, не мигая. Недобрый огонь в ее глазах высвечивал верность неясным идеалам.
— Пароль, — сказала она уже сквозь зубы. — Я говорю: истина. Твой ответ, друг?
Петрушин махнул рукой и направился к двери дома.
— Истина, — повторила Матрешина в третий раз, и слово это прозвучало как угроза.
— Правда.
— Истина, — раздалось по ту сторону двери.
Дверь открылась. На пороге стоял Медведкин.
— Опаздываете, — назидательно сказал он. — Друзья уже собрались. Ждут.
В комнате висел полумрак. Очертания исчезли, вокруг стола сидели тени. Ощущение чего-то неясного, но чрезвычайно важного витало в воздухе.
Петрушин прошел в угол комнаты. Огляделся: Ее не было.
Совершенно некстати раздался чей-то храп. Столь приятное и необходимое ощущение тотчас пропало.
— Пупсов? — не то спросил, не то позвал Зайцев.
В ту же секунду храп исчез, на смену ему пришел уверенный голос Пупсова:
— Именно поэтому мы должны положить конец бесчинствам, которые творятся на нашей, пока еще малострадальной, Родине. Кто, если не мы, сделаем это? Нам не нужны новые страдания. И старые нам тоже не нужны!
— Мы еще заседание не начали, а ты уже как-будто выводы делаешь, — нервно прошипел Медведкин.
А Зайцев сказал:
— Необходимы самые жестокие, самые крутые меры. Террор, я не побоюсь этого слова.
Тень Медведкина возвысилась над столом и важно произнесла:
— Не будем торопиться, друзья. Друзья! Тайное заседание «Тайного совета по предотвращению» объявляю открытым. Сегодня на повестке ночи один вопрос…
Каждый раз, когда Медведкин называл их тайный совет — Петрушин думал: надо непременно спросить его, что они собираются предотвращать, и каждый раз в конце заседания он забывал об этом.
А ночь, между тем, уже начала, лениво ворочаясь, переваливать через середину. Небо в провале окна еще не явственно, медленно и постепенно, но все же начинало сереть, и страх, который обязательно приносит с собой чернота ночи, растворялся в сером сумраке небес.
«Самое время для моего дела», — подумала Мальвинина, улыбнулась и, хотя была совершенно одна, по привычке прикрыла ладонью рот.
Дом Медведкина ей удалось миновать незамеченной. Правда, подходя к нему, она едва не столкнулась с Петрушиным, но сумела вовремя ускользнуть за угол.
«Только с ним мне еще не хватало встретиться», — Мальвинина снова улыбнулась.
Дворец Великого Командира был все ближе, ближе. Она еще не видела его, но знала точно: вон за тем домиком поворот, потом еще, а потом…
Она почувствовала на себе дыхание могучего красавца Дворца, дыхание чего-то величественного и недосягаемого. Казалось, там, в этом сказочном огромном доме, и жизнь совсем иная — фантастическая и прекрасная, жизнь, которой правит только одно — красота.
«Интересно, сколько там комнат? — подумала Мальвинина. — Вот бы погулять по всем».
А вокруг: ни шороха, ни звука, ни даже легкого дуновения. Величественный силуэт Дворца на четырех ножках посреди тишины.
Пересекая дворцовую площадь, Мальвинина машинально поправила прическу. Руки ее предательски дрожали.
У самых ворот Дворца ее остановил странный звук — казалось, кто-то перекатывает камешки в пластмассовой коробке: то храпела дворцовая охрана, и звук этот обозначал — проходи любой, кто хочет.
Мальвинина слегка толкнула ворота, они раскрылись с легким и, разумеется, зловещим скрипом.
Через мгновение она уже вошла в дворцовые покои. Здесь было темно и душно, как под одеялом. Но Мальвинина знала все дворцовые переходы так хорошо, что ей не нужен был свет.
Шаг. Еще шаг. Еще один.
Жалобный стон сотряс огромный дом, и снова все стихло. Видимо, кто-то из охранников или лакеев застонал во сне. «Что снилось бедному солдату?» Впрочем, сейчас Мальвинину это абсолютно не интересовало. Да и вообще не интересовало.
Шаг. Еще один. Еще шаг.
Скрипнула половица. Звук показался пугающе громким. Мальвинина замерла — ей почудилось, будто за ней кто-то идет. Оборачиваться не было сил. Она замерла в ожидании чего-то ужасного.
Однако оно не наступило. Мальвинина перевела дыхание.
Шаг. Еще шаг. Еще один.
Наконец, подошла к нужной двери, глубоко вздохнула, собираясь с духом…
Безголовый бросился ей навстречу. Но вдруг остановился и оглядел ее с головы до ног, словно не веря в ее приход.
— Господи, — прошептал он. — Как же я ждал тебя, чуть с ума не сошел.
Мальвинина нагнулась и поцеловала Великого Командира. Поцелуй был долгим и возбуждающим.
Потом она поглядела на него — не то удивленно, не то восторженно — и сказала:
— Ты знаешь, я когда иду сюда, каждый раз ужасно волнуюсь. Мне кажется иногда, будто я делаю что-то очень-очень плохое, и меня за это могут наказать.
«Ты не так уж далека от истины, — усмехнулся Безголовый. — Если бы кто-нибудь узнал, что к Великому Командиру приходит плюшевая — тебе бы не поздоровилось».
Но вслух Безголовый ничего не сказал.
Мальвинина совсем уже собралась спросить, чего это он усмехается, как вдруг Безголовый подпрыгнул, наклонил ее голову, и впился губами в бледные, но крашеные губы.
За окном начинался рассвет.
Его рука сама нащупала вырез, скользнула по груди. Не отрывая губ, он начал расстегивать платье и, когда добился желаемого и платье упало на пол, — страсть захлестнула Безголового.
Они рухнули на широкую постель и стали кататься по ней, теряя остатки одежды.
Его руки обвили толстую шею Мальвининой с такой силой, что, казалось, еще мгновение и задушат. Мальвинина вскрикнула. Безголовый приподнялся на руках и посмотрел на нее сверху вниз. Грудь Мальвининой колыхалась, как… Ах, она так здорово колыхалась, что не требовала никаких сравнений! И Безголовый упал на нее.
Он не торопился, оттягивал то мгновение полного счастья, когда весь мир исчезнет и останется только восторг. Ему нравилось, что он может запросто управлять и собственным желанием и этим прекрасным женским телом. Он улыбался. Пожалуй, только в эти минуты ухмылка на его лице растягивалась в широкую счастливую улыбку.
— Звереныш мой, — ласково прошептала Мальвинина.
Безголовый стиснул зубы, почувствовал, что страсть перестает ему подчиняться, задохнулся… Мощный, почти звериный крик сотряс Дворец.
Они лежали рядом, тяжело дыша, и рука Безголового лениво поглаживала ее тело.
— Послушай, — Мальвинина приподнялась на локте, подперла рукой белокурую голову и посмотрела на Безголового тем единственным взглядом, каким могут смотреть женщины в те минуты, когда ощущают над мужчиной свою полную власть. — Ты любишь меня?