Страница 65 из 76
Вот эта загадка из загадок будет мучить меня долгие и долгие годы. Я никак не могла найти ответ на очень простой вопрос: что он увидел во мне? Что? Мне важно было знать это, очень важно для моего внутреннего спокойствия. Понимание могло бы дать мне уверенность и возможность принять себя в его мире, найти в нём своё место, ведь иначе наше чувство, наш союз был обречён. Почему, почему я? Почему из тысяч красавиц, образованных, воспитанных, роскошных, он выбрал меня? Были идеи, но ни одна из них не стала достаточно убедительной, чтобы принести мне покой.
Алекс больше не был со мной груб или резок, не прогонял, и моё чувство к нему, забитое и скомканное в глубинах моей души, многократно растоптанное и искромсанное, исцелялось, росло и разворачивалось с новой силой. Его глаза, больные и голодные, сводили меня с ума. Мне всё время хотелось прикоснуться к нему, обнять его, но я не смела.
Теперь Алекс был другим: он стал старше не только внешне, но и внутренне. Его тело оставалось всё тем же, губы выглядели такими же нежными и влекущими, глаза умными и глубокими, но появилось в нём что-то ещё: нечто неуловимое, но меняющее его так сильно, что обнаружить прежнего Алекса, казалось, было уже практически невозможно. Взгляд его стал теперь совершенно иным: боль отчаяния и безысходности, которую я столько раз видела в его глазах, будто переродилась теперь в тоскливую мудрость, отрешённость, подавленность и отчуждённость, пропитав при этом всё его существо настолько, что места для радости и счастья не осталось нигде, ни в одном уголке его сложной души. Нежность, по-детски живая игривость, жизнерадостность, целеустремлённость и неиссякаемая жажда познания чего-то нового уступили место строгой, грустной и пассивной взрослости. Эти пять лет уничтожили того Алекса, которого я когда-то знала, сделали его совершенно другим, незнакомым.
Четыре дня пролетели быстро, и по их окончании я изменилась сама: иначе расставила приоритеты, пересмотрела ценности.
Мы расстаёмся поздним вечером в понедельник, сидя в машине:
- Можно мне прийти завтра? – спрашиваю.
- Куда?
- К тебе. В больницу.
- Нет.
- Мне всё равно некуда себя деть – я тут одна, никого кроме тебя не знаю.
- Выйди прогуляйся… но только днём и только в окрестностях, далеко не уезжай – ты районов не знаешь, есть и неблагополучные.
- Опасно?
- Не думаю, но всё же одной не стоит…
- Алекс, можно я приду?
- Нет.
- Я ведь за этим сюда и приехала!
Он качает головой:
- Нет.
Мы некоторое время молчим, разглядывая мелкую морось на лобовом стекле машины и отражение в ней жёлтых огней отеля. Мне страшно открыть дверь машины, сделать шаг, за которым неизвестность: как он перенесёт операцию? Выйдет ли из наркоза? А вдруг сейчас - это последний наш разговор? Самый последний шанс увидеть его живым?
- Я желаю тебе удачи на операции! Позвони, как только выйдешь из наркоза, ладно?
- Ладно, - согласно улыбается, – позвоню. А ты возвращайся к семье, хорошо?
- Как только увижу, что ты в порядке, - обещаю, и Алекс улыбается ещё шире.
Но он не звонит ни на следующий день, ни на следующий за следующим. Стены отеля душат меня, и чтобы не сойти с ума, я выхожу в осенний Сиэтл. Бесцельно брожу по улицам, не чувствуя город, не видя его, потому что в мыслях отсчитываю изнуряюще долгие часы ожидания. Жду звонка ещё сутки, но его нет, поэтому решаюсь набрать сама. Отвечает Мария:
- Валерия, спасибо, что звоните. Операция прошла успешно: всё, что нужно было сделать, сделано.
- Как Алекс себя чувствует?
- Неважно. Из наркоза вышел с трудом. Сил у него мало, поэтому медики дают ему снотворное - он всё время спит.
- Ему разрешено принимать посетителей?
Она вздыхает в трубку и после короткой паузы чертит мои границы:
- Валерия, мы все очень признательны Вам за помощь и, конечно, оплатим все расходы, связанные с Вашим приездом, но не смеем больше Вас задерживать.
- Я бы хотела навестить Алекса, поговорить с ним…, - не сдаюсь.
- Это лишнее. Ещё раз благодарю. Вы можете отправляться к своей семье. О дальнейшем мы позаботимся сами.
Вот так вежливо и настойчиво меня попросили убраться восвояси. Но я не убралась, и на это у меня имелась очень веская причина: всем своим существом я чувствовала, что не сделала что-то очень важное, что главное ещё впереди.