Страница 10 из 14
Работа обрубщиков меня всегда восхищала – зубило плавно и, кажется, легко, как нож по маслу, снимает сразу несколько миллиметров металлической стружки. Что легко рубить металл, это только кажется. Попробуйте, лёжа на спине под лопастью, держать в руках грохочущий молоток, килограмм на восемь, и рубить снизу металл по кромке лопасти. Из любопытства я пару раз попробовал, но рубить не смог – молоток дёргался в поднятых руках, зубило выскакивало из молотка.
Обрубка лопастей попала на выходной день, никого на ГЭС не было. Я стал помогать Володе – забирать у него затупившиеся зубила, носить их к точилу, затачивать и приносить обратно. Благодаря работе обрубщика уже через три дня, 21 сентября, рабочее колесо опустили в камеру. Когда проверили зазоры по камере, они были в допустимых размерах.
К этому времени строители удалили окалину внутри вала, что позволило опустить вал со штангой вниз и соединить его с рабочим колесом. После опускания на место крышки турбины и двух сервомоторов направляющего аппарата обнаружили ещё одну ошибку, связанную с сервомоторами. Для исправления надо было поднимать сервомоторы опять наверх. СГЭМ упёрся, у меня начались большие споры с монтажниками – кто виноват, кому платить. Пришёл начальник строительства, слушал, слушал наши споры, потом выругался и сказал: – Я заплачу за подъём сервомоторов и установку их обратно. Поднимайте сервомоторы.
Сервомоторы подняли, и Володя подрубил что надо. 26 сентября сервомоторы опустили на место. Я использовал обрубщика для исправления ещё нескольких отклонений, допущенных заводом.
Аркадий появился 2 октября, к его приезду я уже втянулся в работу, решил самостоятельно несколько проблем. После приезда Аркадия стало полегче. Обрубщик Володя уехал через день, он нам здорово помог.
В октябре месяце монтаж агрегата шёл полным ходом. Опустили ротор генератора, соединили оба вала, числа 15–20 октября проверили и корректировали линию валов турбины и генератора. Велись работы по генератору, трубопроводам, маслонапорной установке, регулятору турбины, системе регулирования. 22 октября впервые без воды подвигали направляющий аппарат. Началась сборка подшипника и уплотнения вала турбины, подшипников генератора.
Пока мы работали с утра и до вечера, стараясь к ноябрьским праздникам пустить четвёртый агрегат, в мире надвигались грозные события – начался Кубинский кризис. Об этих событиях, как ни странно, я узнал, слушая по приёмнику японское радио. Только это радио было хорошо слышно в Шамалды-Сае, а почему-то передачи из Москвы ловились плохо. Кроме того, наши радио и ТВ начали сообщать о событиях на Кубе позже, когда кризис был в полном разгаре.
А японское радио уже в середине октября сообщило, что американцы обнаружили на Кубе советские ракеты с ядерными боеголовками. Тогда Куба была нашим большим другом. Американцы объявили морскую блокаду Кубе, окружили её военными судами. Начались жёсткие переговоры. А в это время к Кубе продолжали идти новые советские корабли с вооружением, сопровождаемыми нашими подводными лодками. Расстояние между нашими кораблями и американскими сокращалось. Если советские корабли не остановятся, будет столкновение, начнётся мировая война с применением ядерного оружия. Напряжение нарастало.
В один из вечеров, числа 28–29 октября, слушая по приёмнику японское радио, я понял, что наступает, может быть, последний день жизни человечества. Японцы методично, через несколько минут, сообщали по радио, сколько километров оставалось между идущими советскими и стоящими американскими кораблями.
– Осталось 110, 100, 90 километров… Осталось 80, 70 километров…
Я мысленно попрощался с родителями, понимая, что Ленинград, если начнётся ядерная война, в первую очередь, подвергнется атаке. Попрощался с братом, служившим тогда в ракетных войсках стратегического назначения и, как я думал, сидевшим в это время в бункере под землёй, готов вместе с товарищами к ответному ракетному удару.
А японцы всё передают: осталось 60, 50 километров… И вдруг передают – корабли остановились! Войны не будет! Было это уже часа в три ночи.
Утром мы узнали, что наш руководитель Хрущёв и американский президент Кеннеди пришли к соглашению. Мы убираем ракеты с Кубы, американцы убирают свои ракеты из Турции. Мир вздохнул свободно. После этого кризиса США начали нас уважать, начали договариваться по вопросам разоружения. К сожалению, Кеннеди убили. При нём, я думаю, мир мог пойти по другому пути.
Много лет позже брат рассказал мне, как во время этого кризиса они сидели в бункерах под землёй несколько дней в полной боевой готовности, в шахтах стояли ракеты с установленными на них ядерными боеголовками. Оставалось только нажать кнопки.
Окончание Кубинского кризиса у нас на ГЭС совпало с завершением основных операций монтажа и проведением пусконаладочных работ.
Всё шло хорошо. 30 октября агрегат № 4 был пущен на холостые обороты. Первого ноября агрегат принял первую нагрузку, успешно прошли 72-часовые испытания. Утром 5 ноября был подписан Акт о сдаче агрегата № 4 в промышленную эксплуатацию.
Распрощавшись со всеми знакомыми, вечером 5 ноября я выехал на поезде из Уч-Кургана в Ташкент. В Ташкенте, к сожалению, не удалось достать прямой авиабилет до Ленинграда, пришлось 6 ноября лететь в Москву. В Ленинград я приехал утром 7 ноября вечерним поездом из Москвы. Закончилась моя киргизская эпопея.
Через несколько дней после моего приезда в «Ленинградской правде» появилась статья о пуске и сдаче в эксплуатацию последнего четвёртого агрегата на Уч-Курганской ГЭС, ставшей самой мощной в Киргизской ССР. Газета писала о большой роли предприятий и специалистов из Ленинграда при строительстве этой ГЭС. Мне было приятно прочитать в газете свою фамилию наряду с другими специалистами. Ещё через несколько дней приказом директора мне была объявлена благодарность с занесением в трудовую книжку. Это была моя первая благодарность по заводу.
Примечание. Снова я побывал на Уч-Курганской ГЭС уже через двадцать с лишним лет, будучи начальником монтажного отдела. К этому времени, помимо первой, построенной на реке Нарын Уч-Курганской ГЭС, на этой реке были построены ещё три ГЭС.
Заключение
Командировки на Уч-Курганскую ГЭС произвели на меня самое большое впечатление. Я неожиданно оказался, как бы, за границей, в другой стране. Люди в халатах и чалмах, непонятные языки, арыки и дувалы, жаркое солнце, южная растительность и южные базары, ишаки и верблюды, поля, засеянные хлопком – всё было необычным и новым.
Что касается работы, то именно на этой ГЭС мне впервые пришлось самому принимать ответственные решения при монтаже самого современного оборудования. Прошу извинить меня за использование технических описаний и терминов, иногда непонятных для читателей. Но без этого нельзя понять происходивших событий и возникавших при этом проблем. Я ведь написал не всё и не обо всём. Как написать о многих часах, проведённых в шахте турбины или на монтажной площадке, среди железа и бетона, когда проверяешь правильность сборки, делаешь замеры, участвуешь в испытаниях, бегаешь целый день вниз-вверх по лестницам агрегата, высотой с семиэтажный дом? Написать о том, как, грязный и в масле, вылезаешь из турбины и идёшь в конторку обдумывать свои замеры или идёшь на совещания с монтажниками или со строителями, чтобы спорить и ругаться, доказывать и договариваться. И представьте себе 23-летнего молодого инженера, брошенного в такую работу. Да ещё вдали от дома и родных. Но только так приобретается опыт и вырабатывается характер. И главное мне нравилась такая работа, она наполнила мою жизнь содержанием и смыслом.
На этом я, пока, заканчиваю своё повествование, но надеюсь его продолжить. Ведь впереди новые командировки, новая работа. В Союзе и в России – от Литвы до Магадана, от Мурманска до Еревана. И трудная, но интересная работа на ГЭС за рубежом. Основы этого будущего закладывались в первых командировках.