Страница 103 из 125
Спустя неделю, Лина вздохнула свободнее. Члены американской палаты экспертов в области искусства в оценке были сдержаннее, нежели всевозможные "эстеты" и "знатоки". Сначала несколько голосов стало на защиту Лины, как мастера живописи. Опустив содержание, похвалили форму, назвав работы ярчайшим импрессионизмом последних лет. Художники заговорили громче, восхищаясь управлением цветом и передачей эмоций, умением за обыденностью видеть сущность, искусно и тонко играть воззрением, прихотливо меняя от чудовищного неприятия до сопереживания и причастия. Выждав паузу, о Лине вспомнили и модные обозреватели, называя не иначе, как новой яркой звездой.
Ян Олсен первым выразил решимость приобрести несколько полотен, публично заявив о намерениях в "Нью-Йорк Таймс" и "Дэйли Ньюс". Информацию о желающих приобрести картины распространял и "Нью-Йорк Пост", а следом ведущие британские и немецкие таблоиды. Кураторы известных галерей оспаривали возможность следующими представлять небольшую экспозицию из семидесяти работ. Культурные ассоциации требовали выставить картины на торги аукциона "Сотбис". Но агенты Лины Калетник отказывали всем.
Диаметральное расхождение мнений, скандал и ажиотаж довели остроту сумятицы до состояния, когда из любой искорки может вспыхнуть пожар. Убийство двух полицейских в Бронксе послужило детонатором, обозлив ньюйоркцев до предела. Поднявшийся шум и резонанс коснулся каждого дома. Общественные организации устроили серию манифестаций, требуя мэра немедленно решить проблему "ничейного" района. Под давлением общества городской совет принял законы о жилищных субсидиях и улучшении жилищно-коммунальных услуг для малоимущих и инфицированных ВИЧ и СПИД. Обеспеченным гражданам подняли налоги и запланировали постройку дополнительных клиник для не застрахованных жителей. Новые реформы должны были облегчить доступ эмигрантам к государственным программам, а мэр пообещал сократить расходы администрации и сэкономленные средства направить на поддержку малого бизнеса и создание рабочих мест. Городские власти обнародовали планы переоборудования трущоб в развлекательные центры и парки с доступным социальным жильём и общественными школами.
Демократы и республиканцы, "зелёные" и консерваторы, в преддверии выборов, с новой силой мерились мускулами в стенах парламента, продвигали и отклоняли законопроекты, а пресса срывала маски, ежедневно поднимая неудобные вопросы. Проблемы жителей Свалки и подобных районов как ил всплывали на поверхность и надолго лишили ощущения чистой воды все слои общества.
Проведя две недели в Нью-Йорке экспозиция «Лица» переехала в Чикаго, затем в Лос-Анджелес. Имя «Василина Калетник» прокатилось над штатами как пушечное ядро. Внезапно нагрянувшая известность ужаснула Лину и вызывала брезгливость. Очень скоро, она возненавидела фотографов, публицистов и скопления людей; познакомилась с папарацци и узнала, каково жить в свете юпитеров. Она научилась тайком пробираться в дом, оставляя автомобиль за квартал, отучилась бегать в парке и ходить за покупками в магазины. Теперь она следила за каждым произнесённым словом, даже делая заказ в ресторане или обращаясь к парковщику.
Несмотря на все доводы пиар агентов и недовольство Трины, Лина избегала давать интервью, от которых сводило челюсти. Она отказывалась участвовать в популярных ток-шоу и не давала автографы. Её преследовало гнусное чувство: выстроенной на крови известности. Она оказалось, вроде желтого бульварного издания, выставляющего на первой странице шокирующие фотографии под душещипательными заголовками. Избегая новостей, Лина пропадала в мастерской, отгораживаясь от мира широкими мазками и верными линиями.
Сквозь прозрачный тюль, в узкое окно, глядело тяжёлое небо: сочилось дождём, как набухшая губка. Накинув на плечи вязаный кардиган, Лина включила настольную лампу. Окутавшие в середине дня сумерки отскочили к углам.
Второй месяц, арендуя квартиру под мастерской, расположенной в мансарде двухэтажного таун-хауса на западе Лондона, Лина удивлялась изменчивой погоде. Все ещё училась одеваться многослойно и держать под рукой зонт и тёмные очки. Город оказался не дождливым и сырым, как она воображала, но она постоянно сравнивала его с Лос-Анджелесом. Скучала по сентябрьской неге и опустевшим пляжам, мягкому бризу с океана и бескрайнему синему небу. Ей не хватало красок цветущих магнолий и камелий, запаха эвкалиптовых улиц и апельсиновых рощ, слепящих карминно-красных бугенвиллий и огромных фикусов с широкой плотной кроной, дарящих тень половине улицы. Не хватало потока света, пения птиц и деревенской размеренной тишины, окружающей коттедж в Ньюпорт-Бич. Только, когда пересекла океан, Лина поняла, насколько привязал её к себе Город Ангелов и как много она оставила в Эл-Эй...
Она подняла лицо к ноутбуку. Взгляд скользил по павильонам и галереям, пальцы машинально перебегали по клавишам клавиатуры. Возвращаясь к ранее просмотренным фотографиям, Лина не могла отличить один объект от другого. Одна мысль крутилась как въедливый мотив – завтра она выходит замуж.
Ян Олсен не допускал вмешательства в личную жизнь, но прежде всего, оставался деловым человеком. Он настоял на публичной свадьбе, как о новой возможности представить Лину свету. Получив разрешения церкви на брак католика с православной, он дал объявление в газетах о церемонии бракосочетания, назначенной в первых числах сентября в старинном соборе на юге Лондона, и арендовал, для торжественного банкета на пятьсот персон, замок-гостиницу в Гринвиче.
В дверь постучали, и Лина очнулась от размышлений.
– Я приготовила кофе с сэндвичами. Ты так и не позавтракала. – Мама вошла в комнату, неся перед собой металлический поднос: – Волнуешься?
– Наверное. – Лина сместила бумаги на край поцарапанной столешницы, расчистив место для чашек.