Личинный мир

Что-то внутри меня, видимо, еще жило и я решила, что во что бы то ни стало изменю свою жизнь, верну себя прежнюю. А прежде всего мне хотелось отношений. Построить свой, идеальный крохотный мирок, в котором смогу установить только свои справедливые правила. Где всем будет спокойно.

Его я приметила почти в первый же день учебы. Среднего роста, стройный и одинокий. Хмурый взгляд зеленых глаз и вкусные пухловатые губы. Он часто ходил от остановки один и иногда мне казалось, что он смотрел на меня совсем не так, как на остальных. Мне хотелось, чтобы он меня заметил и на переменах я глазами искала его, становилась рядом, в автобусе старалась быть как можно ближе. От отводил глаза, но не уходил, и я решила добиваться его сама. Он казался мне воздухом, без которого я умру, спасением, которое избавит от оков. 

Через пару месяцев я уже знала его группу и расписание пар, выяснила, что у нашей классной он сидит на третьей паре, в среду. Когда информация подтвердилась несколько раз, я набралась храбрости и напрямую спросила у нее о молчаливом студенте. С того дня имя Денис ласкало мое сердце. Я засыпала и просыпалась с ним на губах, я рисовала воображением счастливые картины будущего, в которых обязательно был он. И слепо верила, что я ему нужна.

На четырнадцатое февраля подписала открытку и решила передать ее учительницей. Понимающая и тихая, она до этого момента много со мной говорила и была первой, кто поверил, что в семье мне жизни нет. 

Конечно, она была очарована тобой, папа, ведь ты всегда был так обходителен с другими, и сейчас я уже не могу наверняка сказать, что ты был так уж плох. Просто сейчас мне очень больно от того, что я вспоминаю все эти моменты, и так уж случилось, что на тот момент во мне были только эти эмоции. Не помню других.

Преподаватель передала записку Денису, потом пригласила меня в класс и оставила с ним наедине. Раньше на этом моменте мне становилось жарко и схватывало восторгом дыхание. Сейчас? Ничего.

Он попросил разрешения задать мне вопрос и я еще помню, как все оборвалось внутри и прижалось к позвоночнику, как сердце превратилось в большую и дикую птицу, распираемую восторгом и предвкушением. А он спросил почему я не общаюсь с Юлей... 

Я не сразу вспомнила, кто эта девочка. Потом смутно всплыло ее лицо. В сентябре мы общались всего несколько дней, она была со второго курса, показалась мне странноватой и я решила не развивать отношений. Она не настаивала. Все прошло легко и безболезненно. Его интересовало только это: почему я не общаюсь с ней и что о ней думаю. Ему нужен был путь к Юле, тоьько она ему нравилась, а все мои знаки оказались придумкой. Сама себе все нафантазировала.

Я не могла принять, что меня отвергли. Мне было больно, обидно, унизительно. Он был первым, кому я решилась признаться в чувствах, и мириться с отказом в мои планы не входило. Я предложила ему стать друзьями, -- первое, что пришло в голову. Потом уже дома доработала план, что постепенно дружба может перерасти и во что-то большее. Я решила стать ему незаменимой: выслушивала нытье о ней, лишь изредка, по-собачьи, виновато напоминая о себе. Я умилялась его музыке, которую, по правде, терпеть не могла, поддерживала его в войне против надуманных врагов и против друзей, пока однажды он не признался, что не может обходиться без меня, но не хочет давать мне надежду и должен уйти. Я едва ли не умоляла его остаться. Потом пообещала, что он пожалеет. Ничего конкретного, просто хотелось сделать ему больно и дать возможность снова и снова прокручивать мои последние слова. Откуда я знала, что это выбивает из колеи?

Эх, папа, папа... Как же мне тогда хотелось пожаловаться вам, почувствовать себя любимой и нужной, не смотря ни на что. Вы только подтрунивали. Вы топтали. А ты и вовсе ненавидел, -- не оправдались твои надежды, твоя любимая дочка положила жизнь на алтарь другому. Пришлому, а не тому, кто взрастил. Отрезанный ломоть... 

Не слушал тогда, -- слушай теперь. У нас с тобой много времени. Целая вечность впереди.

Видимо, психологический прием сработал и он, (пусть будет Денисом, не хочу помнить его имя), предложил мне встречаться. Господи, да нужно ли мне было другое счастье?! Идеальный во всем, он казался мне богом, героем из мира грез, тем, ради кого я была готова не все. Я не замечала, как методично он доказывал мне, что ему просто льстит такая любовь. Он просил ждать его после пар, даже если у меня в этот день их не было. Просил подольше оставаться с ним, даже если знал, что вы дома устроите мне ад. А однажды он попросил спрыгнуть с моста через ж/д дорогу. И я была уже там, за перилами. Держалась, глядя вниз. Зачем обернулась? Он смеялся, ему было все равно. И я назло ему вернулась обратно, не прыгнула, не смогла!

Надо было прыгнуть. Все бы закончилось еще тогда.

Мы провстречались несколько месяцев. Он сказал не может больше, что я ему не нравлюсь, но просил в последний раз встретиться на день города. Я согласилась. Расфуфырилась, приехала. Мать как раз ехала от родителей, настояла на оом, чтобы остаться. 

Он так и не пришел. Я только потом, по дороге домой, представила, что было бы, если бы мать не осталась со мной. Одна ночью в городе, до дома добираться сорок минут на машине, половина пути -- нежилая посадка и терриконы.

Надо ли говорить, что я его все равно простила. Закрутились недолгие отношения. Через год он снова просил расстаться. Плакала, просила. Не помогло.

Я пробовала новые отношения, но, целуя другого, видела только его, втайне надеялась, что он вернется. И спустя полгода он вернулся. Поставил в условие близость. Согласилась.