Ветер

Отчаяние отключило его сознание. Когда Виктор снова пришел в себя, увидел, что плот находится рядом. Он ухватился свободной рукой за борт, а той, которая еще сжимала пистолет, принялся стучать по железному корпусу плота. Когда в ответ он услышал человеческую речь, сознание, с чувством выполненного долга, покинуло тело.

Минул еще один год. Природа постепенно счищала со своего «лица» последствия катастрофы. Тучи становились прозрачнее. Времена года возвращались к своему привычному чередованию. Теплые лета, как и предполагал, Матвей привели к еще более бурному росту водорослей. Чтобы добраться до Верблюда требовалось чуть ли не составление лоцманских карт с проходами между обширными полями водорослей.

Прогреваемая лучами солнца вода ускорила размножение микробов. Запах сероводорода стал настолько привычным, что его перестали замечать. Северные и западные ветра еще уносили его прочь от Черной пещеры, но в тихую погоду он становился настолько сильным, что раздражал глаза и слизистую носа. Стоя на краю площадки перед пещерой и глядя на водный простор перед собой, за один раз можно было увидеть несколько вырвавшихся пузырей газа. Горбуновым становилось все очевиднее, что в ближайшую зиму им точно придется менять дом.

Это было грустно и немного страшно. Они прижились здесь. Обустроили пещеру, доведя ее комфорт почти до того состояния, к которому они привыкли до катастрофы. Они все знали вокруг. Знали где раздобыть дрова, где еду, знали, где и как ее хранить. Они настолько привыкли жить одной семьей, что больше не хотели искать контакта с другими людьми.

Матвею стукнуло пятнадцать. Его голос огрубел. Под носом появился пушок. Мышцы от регулярной физической работы и белкового питания налились рельефом. Егор смотрел на сына и вспоминал, что в его годы он был гораздо несамостоятельнее и слабее физически. Матвей не утратил способности к хорошему аналитическому мышлению и нестандартному подходу к жизненным ситуациям. Егор считал, что сына можно запросто отпускать в одиночные походы, но Тамара еще не была готова к этому. К тому же, необходимости в этом никакой не было.

Катя тоже повзрослела. Ей стукнуло одиннадцать. Назвать ее ребенком не поворачивался язык. Она уже не отпускала глупых комментариев по любому поводу. Не спала с куклами, не просила сказок на ночь. Можно было бы немного погоревать об украденном детстве, но преждевременная взрослость являлась фактором повышающим жизнеспособность. Катя умела все, что умела мать. Не жаловалась на усталость, не просила скидок на свой возраст. Тамара иногда смотрела украдкой на дочь и видела в ее уверенных движениях взрослого человека. Единственное, что выдавало в Кате ее настоящий возраст, это сладости. Им она не могла противостоять, и как всякий ребенок трогательно радовалась их появлению, и не знала меры.

Все электронные устройства из прошлой жизни сломались. Егор назначил себя ответственным за ведение календаря и утро начинал с того, что первым делом записывал новое число.

На дворе стояло лето, начало августа. Еще было тепло, и только по ночам тянуло прохладцей. Егор проснулся раньше всех. Его мучил какой-то кошмар, из-за которого он проснулся в мокром поту. В пещере сильно пахло тухлыми яйцами.

Он встал и прошел к выходу из пещеры. Начинало светать. На улице не было ни ветерка. Поднимающийся болотный газ самотеком заползал в пещеру. Егор закупорил вход. Циркулирующий внутри пещеры воздух оставался чистым всегда. Он был прохладным и влажным, из-за чего Егор переживал, что у него и его семьи могут развиться радикулит или ревматизм, поэтому оставлял открытым вход в пещеру. В такие безветренные дни, как этот, радикулит страшил меньше, чем возможность надышаться чистым метаном.

Уровень воды за три года упал настолько сильно, что вода перестала уходить из долины. Уровень водной поверхности внутри долины сравнялся с внешней водой. Там, где раньше шумели водопады, возникли плотины из мусора и грязи. Многое в этом мусоре состояло из остатков человеческой цивилизации, как бы намекая на роль человечества в мире. За гордыню, за венца творения, за взятую на себя исключительную роль вмешиваться в естественные процессы, не имея никакого понятия об их глубинных закономерностях, природа сотворила нам памятник из грязи на дне болот. В том самом месте, которое человечество заслужило.

Нам бывает жалко, когда что-то, чему мы уделяли много времени, холили и лелеяли, в итоге оказывается не тем чем нужно, и даже опасным. Скрипя сердце, вздыхая о потерянном времени и потраченных силах, мы вынуждены избавляться от этого. Так и Создатель наш, наверное, горько плакал, когда нагонял на Землю ветер, но понимал, другого выбора у него нет.

Как всегда, когда утро выдавалось безветренным, к обеду начинал грохотать гром. Вспышки молний озаряли гору, отражаясь на его мокрых склонах. Вся семья была занята работой на площадке. Тамара раскатывала камнем водоросли, выгоняя из них воду. Перекладывала их солью и собирала в пучки, чтобы развесить на просушку внутри пещеры. Катя стирала. Она теребила в пенной воде грязное белье. Когда ей требовалось отжать его, звала брата, потому что еще не хватало силенок для грубой материи. Егор мастерил плот. Клин впереди уже не помогал разгребать водоросли. Они были слишком плотными и сплетенными, поэтому требовалось придумать что-то другое.

Молнии сверкали все ближе, и каждому из семьи Горбуновых хотелось завершить свою работу до начала дождя. Никто из них сразу не понял, что произошло. Рядом с пещерой сверкнула молния, и следом мощная вспышка озарила долину. Взрывная волна больно ударила по ушам. Легкий навес от дождя у входа в пещеру сорвало. Цветы на клумбах пригнуло. Горбуновы присели от неожиданности, недоуменно глядя друг на друга. Вдогонку бабахнул раскат грома.

- Егор, что это было? – Спросила Тамара, с удивлением слушая свой изменившийся голос.

- Похоже, болотный газ сдетонировал. – Предположил он, уверенный в своей догадке. – Метан.